Затем, смотря по сторонам
И бормоча: «О! Боже!»,
Сказал: «А комната? Она
Совсем уюта лишена,
Да и простора тоже.
А ваши окна так узки…»
Тут я вмешался резко:
«Мой архитектор мастерски
Оформил окна — их эскиз
Одобрил сам Джон Рескин».
«Я даже знать его не знал —
Все это показуха!
С тех пор как сам я духом стал,
Таких убогих не встречал
Я проявлений духа.
Почем сигары? Вкус хорош!
Они вполне отменны!»
Ответил я ворчливо: «Что ж?!
Развязно ты себя ведешь,
Как будто мы кузены.
Скажу я без обиняков
Мне не по нраву это».
«Так вот, — сказал он, — вы каков!
(Он взял графин.) Я был готов
К развитию сюжета».
Он, видно, знал, какая ждет
Меня за это кара:
«Приступим! — крикнул он. — Вперед!»
Так, что спастись не смог я от
Разящего удара.
Затем, не помня, где я есть,
Я этому задире
Все повторял, пытаясь сесть,
Что пять плюс два, конечно, шесть,
А два плюс пять — четыре.
Но, как и что, мне не узнать,
Стряслось на самом деле.
Когда очнулся я опять,
Свет ламп не от, а как-то вспять
Струился еле-еле.
Но все же я заметить смог
Сквозь мрак и мглу, спросонок,
Что Биографии урок
Мне гость дает, суров и строг,
Как будто я ребенок.
Песнь IV
Воспитание
«О! Детство — чудная пора!
Я помню те мгновенья,
Как мы, вся наша детвора,
Жуем на сладкое с утра
Лепешки и варенье».
«В какой-то книжке твой сюжет, —
Сказал я, — мы читали,
Известной всем нам с детских лет,
Как Справочник Брэдшо». В ответ
Он процедил: «Едва ли».
«Я вспомню парочку цитат…
Там, кажется, «три крошки»…
Нет!.. «привиденьица» сидят
И с «наслажденьицем» едят
«С вареньицем» лепешки.
Сейчас найду я этот том…» —
«Оставьте проволочки!
Я вспомнил, — бросил мне Фантом,
Все дело, видите ли, в том,
Что я сложил те строчки.
Их «Мансли», кажется, издал,
А некий видный критик,
Как мне агент мой рассказал,
Хотел бы взять их в свой журнал,
И публике открыть их.
Отец наш был из домовых,
А мама наша — фея.
Но вот нашел на маму стих,
Что будем мы счастливей их,
Различный вид имея.
От этих маминых затей
Наш клан теперь раздроблен,
Поскольку двое из детей —
Конечно, из породы фей,
Затем — упырь и гоблин.
То, что один пошел в отца,
Забыл сказать вам раньше.
Затем — два юных сорванца,
Причем один — шотландец, а
Другой наш братец — баньши.
У вас, я вижу, здесь табак?
Я взять себе позволю
Понюшку? Дальше — вурдалак,
Я, эльф и два неясно как
Сюда попавших тролля.
Однажды Духи к нам зашли
И были так нарядны,
Что взгляд наш сразу привлекли
И показались издали
Нена- и неприглядны.
Что в них такого? Белый сак
Висит на них мешком, но
Мне мать отвесила тумак,
Сказав, чтоб не глазел я так
Нахально и нескромно.
С тех пор желал я Духом стать, —
Вздохнул он с сожаленьем, —
Да только толку что мечтать?
К нам наша призрачная знать
Относится с презреньем.
Еще мне не было шести,
Когда, уйдя из дома,
Решил я славно провести
На предназначенном пути
Лихую жизнь Фантома.
Как часто в юности своей
Бывал я бесшабашен —
Порой, промокнув до костей,
Я выл на стенах крепостей,
Стенал на стенах башен.
Старо тут — просто так вздохнуть,
Давайте-ка освоим
Мы поновее что-нибудь…» —
И тут же страшным — просто жуть! —
Он разразился воем.
Вам не по нраву этот звук?
А вы рискните сами
Его издать, мой милый друг!
Я тонкости подобных штук
Осваивал годами.
Уж если через год-другой,
Явив все рвенье ваше,
Вы визг изучите и вой,
Вам жизнь покажется, друг мой,
Насыщенней и краше!
Но я замечу без прикрас —
Вам это не по силам,
Хоть день и ночь трудитесь, раз-
ве что природа щедро вас
Талантом наделила.
Еще Шекспир писал про Рим,
Где призраки «вдоль улиц
…гнусили», зябко было им;
Под легким саваном своим
Невзгод они хлебнули.
Мне фунты стоили покрой,
Покупка и починка
Одежки всякой, но порой
Я думал, выделки такой
Не стоила овчинка.
А так всех хочется сразить
Забавными вещами,
Вот только, чтобы их купить,
Мешком с деньгами надо быть,
А вовсе не с костями!