Они свернули в узенькую улочку, оттуда — в грязноватый мощёный дворик и, толкнув низкую, закруглённую сверху дверь, очутились посреди самого невероятного скопления всевозможного старья, пыльного и заплесневелого.
Кольчуга оказалась вполне приличной, и приятель Козмо тут же полез за деньгами. Они уже собирались выйти, как вдруг взгляд Козмо упал на старомодное овальное зеркало, прислоненное к стене и сплошь покрытое пылью. Вокруг него вилась причудливая резьба; при неровном свете лампы, которую держал в руке хозяин лавки, разглядеть её было почти невозможно, но именно она привлекла внимание Козмо (или, по крайней мере, так ему показалось). Однако его приятель уже шагнул за порог, и Козмо последовал за ним, тут же позабыв об увиденном. Они дошли вместе до большой, оживлённой улицы и, распрощавшись, зашагали в разные стороны.
Но как только Козмо остался один, он снова вспомнил старое зеркало, и его охватило сильное желание рассмотреть любопытную резную раму поближе. Он развернулся и решительно зашагал назад. Хозяин, открывший ему на стук, словно ждал его возвращения. Это был приземистый сморщенный старик с крючковатым носом, и его горящие глаза всё время медленно, беспокойно двигались туда–сюда, словно пытаясь углядеть, уловить нечто такое, что постоянно ускользало от его взгляда. Сначала Козмо для вида осмотрел кое–какие вещицы, но потом всё–таки подошёл к зеркалу и попросил разрешения взглянуть на него поближе.
— Только вы уж снимите его сами, юноша, — попросил старик. — А то мне не достать.
Козмо осторожно снял зеркало с полки. Резная рама действительно оказалась необыкновенно изящной и сделана была на редкость искусно; работа была тонкая и дорогостоящая, а рисунок явно воплощал в себе некий смысл, но какой именно, Козмо, конечно же, не знал. Понятно, что при его вкусах и увлечениях старинное зеркало тут же возбудило в нём новый интерес — и такой, что теперь ему уже хотелось купить его, чтобы спокойно, не торопясь, разглядеть всё как следует.
Однако он сделал вид, что думает приобрести зеркало исключительно для того, чтобы использовать его по прямому назначению и, пробормотав что–то про старое стекло, которое, должно быть, уже пришло в негодность, смахнул с него немного пыли, ожидая увидеть в нём тусклое, мутное отражение своего лица. Каково же было его изумление, когда отражение оказалось на диво чётким и глубоким: годы нисколько не повредили древнему стеклу, и зеркальная поверхность была безупречно ясной, словно только что вышла из–под рук мастера.
— И сколько же вы за него просите? — небрежным тоном поинтересовался Козмо.
В ответ хозяин назвал сумму, которая была для бедняги Козмо совершенно недосягаемой, и он сразу же водворил зеркало на прежнее место.
— Что, дорого? — спросил старик.
— Не знаю, как для вас, — ответил Козмо, — а мне это явно не по карману.
Старик поднёс светильник к самому лицу гостя.
— А вы мне нравитесь, — хмыкнул он.
При всём своём желании Козмо не мог ответить тем же. Только теперь он разглядел хозяина лавки как следует и почувствовал даже некую гадливость; почему–то ему вдруг показалось, что на самом деле перед ним не мужчина, а женщина, но так ли это, сказать он не мог и не знал, что думать.
— И как же вас зовут? — спросил тот.
— Козмо фон Вершталь.
— А–а, я так и думал. Вы — вылитый отец. Да, да, юноша, я прекрасно знал вашего отца. Если хорошенько поискать, тут наверняка найдутся кое–какие вещицы с его монограммой и гербом. Что ж, вы мне нравитесь. Я готов уступить вам это зеркало за четверть цены, но при одном условии.
— Каком? — спросил Козмо. Цена всё равно оставалась для него непомерно высокой, но теперь он всё же, хоть и с большой натугой, мог позволить себе эту прихоть; к тому же желание обладать зеркалом, только что казавшимся ему совершенно недоступным, снова разгорелось в нём с невероятной силой.
— Если вам когда–нибудь захочется его продать, прежде всего вы предложите его мне.
— Охотно, — откликнулся Козмо. — Это совсем нетрудно.
— Честное слово? — настаивал тот.
— Честное слово, — кивнул Козмо, и сделка состоялась.
— Если желаете, я сам доставлю его к вам домой, — предложил хозяин, когда зеркало перекочевало в руки покупателя.
— Нет, нет, благодарю вас, я сам, — поспешно запротестовал Козмо. Ему ужасно не хотелось приводить к себе посторонних и менее всего — этого противного типа, к которому он с каждой минутой испытывал всё большую неприязнь.
— Как вам угодно, — отозвался тот и, поднимая лампу повыше, чтобы осветить Козмо путь через дворик, еле слышно пробормотал про себя: