- Витя… - несмело произнесла мать Антона, кладя руку на сгиб локтя мужа, но Остапчук одним движением отбросил ее в сторону, сконцентрировав все внимание на сына, бесстрашно смотрящего прямо в глаза разъяренному отцу.
- Поспорим? – с диковинным для десятилетнего ребенка хладнокровием проговорил мальчик, не изменившись в лице.
Виктор опешил. Никто и никогда не осмеливался дерзить ему, более того, глядя в глаза прямым, твердым взглядом, особенно родной сын, который просто обязан почитать своего отца. Но, стараясь ничем не выдать своего замешательства, Остапчук заорал:
- Ах, ты гаденыш! Да как ты смеешь дерзить мне?! – школьный дневник полетел прямо в лицо ребенку, и Людмила вскрикнула.
- Заткнись, мамаша, - грубо рыкнул Виктор, покосившись в сторону жены. Та инстинктивно прикрыла лицо руками. А Антон просто поймал дневник, трясущимися руками (это было единственным признаком его волнения) поправил обложку и положил его на стол. Такое спокойствие ребенка еще больше разъярило мужчину, и он занес руку для удара, но тут же был перехвачен женой. Людмила могла стерпеть любые побои, но видеть, как на ее месте оказывается сын, она просто не могла. Возможно, это и была ее ошибка, ибо теперь внимание Виктора было направлено на нее. Остапчук со всей силы влепил жене оплеуху, да так, что несчастная женщина с громким воплем повалилась на пол.
Мужчина не видел, как засопел и напрягся за его спиной сын, как сжались его кулаки. И, когда он повернулся, чтобы продолжить начатое, его встретил прямо-таки ошеломляющий угар в пах. Антон вложил в этот удар все свои детские силенки, вместив в него всю ненависть по отношению к отцу. Виктор резко выдохнул и сжался пополам, матерясь так, что от этого, казалось, привяли все цветы в комнате.
- Чтоб ты сдох, сучонок! Чтоб ты сдох! – прошипел Виктор обращаясь к собственному сыну.
- Мама, звони в милицию, - твердо произнес ребенок.
- Зачем? – Людмила Семеновна поднялась, наконец, на ноги и посмотрела на сына.
- Он же бьет нас, мама! Он чуть не покалечил тебя. Ну же, звони! – в голосе Антона слышалась неприкрытая мольба.
Мать молча покачала головой и повернулась к мужу, помогая тому выпрямиться. Мальчик молча смотрел на это, затем пошел к Лере, дал ей какое-то платьице, собрал портфель, оделся сам и, взяв сестричку под руку, направился к выходу.
- Куда вы, на ночь глядя? – встревоженно перестрела детей Людмила.
- К тете Лене. Оставайся с ним, - Антон словно выплюнул это слово, - если так хочешь. А я хочу, чтобы Лерка не видела этого всего. Увидимся после экскурсии.
С этими словами мальчик захлопнул дверь прямо перед носом ошеломленной матери.
***
С той экскурсии он так и не вернулся. Виктор запил еще сильней, бросил работу, а Людмила, устав от такой жизни и переосмыслив многое после смерти своего мальчика, развелась с ним и, забрав Леру с собой, начала новую жизнь, отдельно от пьяницы мужа.
========== Sonne ==========
- Так-с, ребятки, интересно, кто как написал диктант?
Юра зашел в подсобку, где у них с недавних пор проходили занятия, потрясая двойными листиками.
- Не очень, - протяжно произнес Антоша с недовольной миной.
- Да, интересно, Юрий Филиппович! – Оле не сиделось на месте, и она чуть привстала из-за стола, потянувшись при этом к учителю-лаборанту.
Но Волченко, улыбаясь, приподнял листки над головой, и только после того, как уселся за свой стол, деловито прочистил горло и осмотрел своих учеников – таких разных и похожих одновременно. Скромная и прилежная Майя, чинно сидящая рядом с Гришей, расправив не по размеру большую плиссированную юбку Катерины; Гриша, который пытается следовать примеру соседки, но постоянно отвлекается на попытки Антона втянуть его в шалость; Тоша, который ведет себя так, словно у него в попе огромное шило – то и дело успевает дернуть Олю за косичку, шутливо толкнуть в спину Цветкова и бросить записку Майе. Короче говоря, успевал Остапчук везде, кроме учебы. Оленька Бирючинская, личная любимица Юрия, старательно выполняла все уроки, не уступая в этом Майе, и при этом успевала или поучаствовать в шалостях соседа, или дать сдачи, за особенно неприятное дерганье за косу.
- Итак, отличные оценки, как и обычно, получили Майя и Оля.
Девочки улыбнулись, а Оля так и вовсе надулась от собственной важности.
- Гриша – четыре.
Мальчик кивнул и попросил листочек, чтобы посмотреть на свои ошибки.
- Антон – тройка.
Остапчук махнул рукой, игнорируя протянутый Юрием листок:
- Оставьте себе… А какой у нас сейчас урок? – поинтересовался мальчик, сложив руки, словно заправский ученик.
- Музыка, - объявил Волченко, доставая из кармана мобильный телефон, по совместительству МР3 плеер.
Дети восторженно захлопали в ладоши.
- Мне нравятся такие уроки, - сообщил Антон, приготовившись слушать.
Юра и не спорил, что такие уроки детям по душе. Вообще, чтобы провести стандартный урок музыки, необходимы были записи классической или народной музыки, на крайний случай, инструменталка, блюз или джаз. Но Волченко был поклонником другой музыки, тяжелой. Соответственно, на его телефоне были записи таких групп, как Rammstein, SOAD, My Darkest Day, Combichrist, Marylin Manson. Встречались также, в виде редкого исключения композиции Агаты Кристи, Арии, пара-тройка клубняков от David Guetta, Dan Balan, и всего одна композиция Элвиса Пресли. Всего около двухсот композиций, и Юра старался растянуть хотя бы их на долгий срок, разбирая по песне за урок.
- Сегодня мы будем слушать и разбирать хит группы Rammstein – песню из альбома Mutter – Sonne, что в переводе с немецкого обозначает «Солнце».
- Солнце, - тихо произнес Антоша, понурив голову. Все остальные тоже как-то сникли.
Волченко, стараясь снять возникшее напряжение, включил запись, и помещение наполнилось грохочущими мотивами.
Дети замолчали, прикрыв глаза. Лица их были спокойными, уголки губ Майи чуть подрагивали, словно девочка чему-то улыбалась про себя. Однако Антон был хмурым, словно туча. Перед его мысленным взором раскинулось широкое поле, покрытое нежной зеленью первых ростков пшеницы. Теплое весеннее солнце, главенствующее над всем живым, не слепило, а нежно улыбалось своим детям. Где-то высоко, почти слившись с солнечными лучами, парил жаворонок, и его полная оптимизма песнь летела над полями, лугами и окрестностями Тихорецка.
Раз! Я вижу солнце…
Два! Дышу свободой!
И если ты не дашь мне волю,
Сбегу я к солнцу…
Строчки, навеянные припевом песни, сами сложились в голове мальчика, и он не замедлил пропеть их.
Оля приоткрыла глаза, уставившись на поющего соседа, а Юра автоматически потянулся к нагрудному кармашку, где лежали защитные очки – очень полезная вещь, защищающая ученых от внушения Антона, которое все уже успели прочувствовать на собственном опыте.
Егозин принял решение создать такие очки сразу же, едва исследовал вдоль и поперек сверхспособность Остапчука. Как оказалось, внушение обычно происходит глаза в глаза, а в редких случаях – при сильном напряжении мальчика – контроль над разумом производится силой мысли на группу от двух до четырех человек. Однако в этом случае происходит полный упадок сил, и Антону нужно восстанавливать здоровье целых пять дней.
- Однако, - пояснил Николай Алексеевич на консилиуме, - не исключается возможность развития феномена по мере взросления ребенка. Возможно, срок восстановления сил будет занимать гораздо меньшее время, да и группа людей, подверженных влиянию, может увеличиться в два раза. Повторюсь: дар Антона Остапчука является крайне опасным для нас, ученых. Мальчик с самого начала проявляет твердость духа и независимость, что вскоре может послужить причиной бунта. А если придет день, когда ребенок решится на побег, для него будет раз плюнуть внушить своим друзьям устроить побег. Антон с легкостью внушит нам, чтобы мы не двигались, а сам покинет с остальными детьми лабораторию. Это, ясное дело, недопустимо. Поэтому, я изобрел вот такие очки.