========== Побег ==========
- Сегодня, - шепнул Антону Арсений во время очередного осмотра. Мальчик едва сдержался, чтобы не запрыгать от радости и не выдать себя.
Итак, сегодня ночью он, наконец, выберется из этого подземного плена. Он и его друзья освободятся. Отныне не будет медосмотров и распорядка дня, не будет затхлого и немного сырого воздуха. Будет солнце. Да, будет солнце…
Милена не без волнения восприняла идею с побегом, но она достаточно уважала брата, чтобы не согласиться с ним или высказать возможные опасения. Более того, она не могла не признать, что Арсений продумал все, с точностью до мелочей. Поэтому, назначив побег на пятнадцатое мая, Смирницкий дал сестре команду собрать все необходимые документы и деньги, не обременяя себя вещами, тем временем взяв на себя миссию оповестить других детей о плане.
Майя и Гриша заволновались: как так? Побег? Но Антон успокоил их. Он, негласный лидер их коллектива, обладал определенной властью над детьми, и дело было отнюдь не в его способности. Всегда спокойный, уверенный в себе, настойчивый в достижении своей цели, но… безбашенный и непоседливый, когда дело касалось учебы или монотонной работы, где его кипучей энергии просто необходим был выход.
Цветков долго тер переносицу, словно очки в тяжелой роговой оправе натерли там мозоль, мешающую жить, в то время как Оля так и сыпала вопросами: почему? Зачем? Куда? Надолго ли? Арсений терпеливо отвечал, однако чувствовал себя не в своей тарелке, опасаясь, что Бирючинская может каким-то образом, может, даже нечаянно, выдать их тайну. Внушить Антон ей не мог – на других сверхдетей его телепатия не действовала.
Майя же, спокойно, как и всегда, приняла план Смирницкого, едва все стало на свои места. Беридзе любила точность и конкретику, и Оля, выдававшая вопрос за вопросом, отчасти помогла ей выяснить все, что нужно, чтобы в спокойствии провести оставшееся до побега время.
И вот, день Х. Слова слетели с губ, и это означало, что, спустя двенадцать часов (или даже меньше) подземная лаборатория лишится главного своего достижения – детей со сверхспособностями. Арсений сидел за рабочим столом, нервно барабаня карандашом по гладкой белой поверхности и задумчиво нахмурив брови. Волнение не покидало его не на миг – согласитесь, тяжело довериться десятилеткам, какими бы понимающими они бы ни были. Прежде всего, они оставались детьми.
Нервозность Смирницкого не укрылась от проницательного взгляда Егозина, и профессор поинтересовался:
- Что с вами, Арсений Степанович?
- А? Ничего страшного, просто изжога, - моментально нашел повод для отговорки ученый.
- Ну, так выпейте лекарство! На вас даже смотреть жалко, - Николай Алексеевич сочувственно посмотрел на коллегу и участливо улыбнулся. В последнее время ему нравилось работать со Смирницким; создавалось ощущение, что последний месяц команда подземной лаборатории, как и в прежние времена, работает в слаженном тандеме – ученые и медики как единый организм.
- Пожалуй, так и поступлю, - улыбнулся Арсений Степанович и покинул рабочее место, поспешив в медпункт, к сестре.
- Ты готова, Милена? – одними губами прошептал мужчина и, уже громче, попросил чего-нибудь от изжоги.
Женщина немного взволнованно кивнула и дала ему пару таблеток активированного угля. Такой невербальный ответ дал ему достаточно информации, чтобы он мог вернуться в лабораторию, на свое рабочее место.
***
- Оля! Очнись! Ау!
Юра щелкнул перед лицом своей ученицы пальцами, и та, вновь спустившись с небес на землю, растерянно посмотрела на младшего лаборанта:
- А? Что?
- Да что с вами сегодня такое?! – в сердцах воскликнул Волченко, закрывая книгу. Урок был сорван. Дети были невнимательными, вялыми, задумчивыми. Подобно Бирючинской, они сидели со стеклянными глазами, уйдя глубоко в себя. – Вы, часом, не заболели?
Неподдельная тревога в голосе Юрия Филипповича заставила девочек вынужденно улыбнуться, а мальчиков уверить учителя в своем полном физическом и духовном здоровье.
- Тогда в чем дело?
Тишина. Глаза опущены, губы сжаты. Даже Оля, некогда блиставшая, как бабочка среди моли, стала какой-то серой и незаметной. Тогда лаборант, пожав плечами, объявил перерыв. Все, кроме блондинки, покинули свои места и вышли из класса. Бирючинская же осталась, нервно покусывая губу и сминая в ладони край юбки.
- Оля? Ты хочешь что-то сказать? – подтолкнул к ответу нерешительно замершую за партой девочку Юра. Она вздрогнула и вновь приняла вид сказочной принцессы. Парень заметил, что так она выглядела всегда, когда оставалась с ним наедине. И это было не просто так. Бирючинская была по-детски влюблена в своего учителя, которого считала своим принцем. Мечтать было не вредно, и, так как Оля была таковой по своей сути, она не сдерживала себя.
- Да, хочу. На ушко.
Заинтригованный, Волченко сделал ученице знак подойти. Заметно волнуясь, девочка сделала ладошки домиком и, приставив их к уху учителя, быстро-быстро что-то зашептала. С каждым ее словом Юра становился все бледнее и бледнее.
- Пожалуйста, скажи мне, что ты это выдумала, - взмолился парень, но Оленька покачала головой.
- Не-а.
- Но ведь… Как же так?! – растерялся Юра. В голове его роились тучи вопросов, и ни одному из них он не мог найти ответа.
- Приходите попрощаться с нами, хорошо?
Волченко рассеянно кивнул, глядя немигающим тревожным взглядом в спину Оли. Затем, застонав, сполз со стула, закрыв ладонями лицо.
- Какого черта?.. – глухо пробормотал он в тиши опустевшего класса.
***
Время тянулось на удивление медленно, и градус нервозности в комнате Антона и Гриши повысился. Майя, пришедшая вместе с Олей к ним в гости, нервно топала ногой, и ритм этот учащался до тех пор, пока молчаливый и терпеливый Цветков не прикрикнул на подругу. Беридзе испуганно затихла, и дети, съежившись в четыре комочка, сидели, поджав под себя ноги.
- А почему вы не в кроватях? – преувеличено бодро произнесла Милена Степановна, обнаружив четырех подопечных в одной комнате. – Спать пора, уснул бычок!
- Лег в кроватку на бочок, - продолжил Антон, сверкнув глазами. Это была кодовая фраза, означавшая: «Идите в свои комнаты и ложитесь в постели не раздеваясь».
Девочки послушались, смиренно выйдя из комнаты мальчиков. Оля, начав еще сильней волноваться, вдруг приняла облик лысой девочки, чем немало перепугала идущую рядом с ней Майю. Опомнившись, Бирючинская мигом вернула свою толстую косу и прошла в бокс.
Смирницкая сделала вид, что закрыла на задвижку их комнату, оставив ее на деле открытой. Камеры видеонаблюдения были повсюду; пускай сегодня на дежурстве и был Арсений, рисковать все же не хотелось.
Милена Степановна, памятуя о своем плане, прошла на кухню и принялась делать травяной чай. Мелисса, липа, эхинацея, ромашка, щепотка черного чая и щедрая порция лимона – и соблазнительный аромат целебных трав распространился по всей лаборатории.
Первым пришел Николай Алексеевич:
- Ну-с, что у вас тут, госпожа Смирницкая?
- Чаек, профессор. Свеженький. Не желаете ли чашечку?
- Не откажусь, - потер ладони Егозин и, взяв чашку в руки, принюхался: - Эге… Да тут столько травок полезных! И ромашка, и мята, и эхинацея! Да вы кудесница!
Милена кивнула, поблагодарив Бога за сообразительность брата. Арсений отверг план сестры подмешать в чай снотворное, зная тонкий нюх старого ученого.
- Я, наверное, позову Катерину и Марту. Думаю, они не откажутся попить чайку, - предложила Смирницкая. – Заодно и Сене чашечку отнесу.
Егозин благосклонно кивнул, и Милена отправилась по своим делам. Она точно знала, что Вейс и Самойлова еще не спят, и женщины с радостью приняли предложение доброй медсестры.
Пока что все шло по плану, что и сообщила Смирницкая брату. Тот кивнул и поблагодарил сестру за чай, сделав глоток.
Антон все это время лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Он ждал сигнала от Арсения Степановича. На соседней койке ворочался Гриша, и Остапчука это здорово раздражало. Что-то прошипев товарищу, мальчик вновь стал прислушиваться. И он, наконец, услышал тихий звук, похожий на поскребывание мыши.