- Кто? - машинально переспросил Николай Ильич.
- А меньшинство у нас сегодня - вы. И надо вам, следовательно, смириться с этими санкциями и принять меры к тому, чтобы исполнить волю большинства. Чего они хотели? Повторите.
- Телефон.
- Денег не требовали? Не угрожали? Побои там, руки-ноги переломать или еще что?
- Нет.
- Ну, и что вы сюда пришли? Как маленький, прямо. Вам теперь - в магазин за новым телефоном. А нам - разговаривать с молодежью. Увещевать. Чтобы угроз никаких не было, а то получится грабеж, чтобы синяков и переломов тоже не было, чтобы все было по закону. Вот тут и еще тут распишитесь. Все, можете идти.
- К-куда?
- В магазин, в магазин. У нас тут за углом "Связной". Хорошие цены на новые смартфоны. Я смотрел. Невзирая на санкции.
-- Демократия - это когда большинство!
- А ну, постой-ка, гражданин хороший! - выдвинулся из густой тени местный участковый. - Ты чего мимо опять бежишь, с мужиками не выпиваешь?
- Да я это... Не заметил я вас, извините, - вынужден был я остановиться.
- Заметил, не заметил... Штрафная тебе в любом случае.
- Ну, не могу я никак! Жена дома ждет. И еще... О! - вспомнил я с радостью. - У меня ж предъязвенное!
Участковый нахмурился, передал куда-то в темноту за спиной два стакана, что держал в радушно распахнутых руках, поправил фуражку. Фуражки теперь они носили по новой моде. Обязательно с очень маленьким козырьком. И обязательно - с захлестнутым на подбородке ремешком, как будто вот-вот вскочат в седло и помчат куда-то совершать угодные обществу дела.
- Та-ак..., - обошел он вокруг меня, всматриваясь. - Жена у него, значит... И еще предъязвенное еще у него.
- Да-да! - поддакнул я.
- А не врешь? Ну-ка дай мне твоих закурить, что ли!
Я торопливо вывернул из кармана пачку сигарет, носимых для такого случая, открыл перед ним, потом щелкнул зажигалкой. Участковый, не торопясь, со вкусом затянулся, а потом с прищуром сквозь дым посмотрел на меня:
- А сам что же? Или брезгуешь с народом перекурить?
Ну, вот... Опять...
- Господин участковый, вы же знаете - я не курю!
- Как это? - прищуренные было глаза распахнулись в деланном изумлении. - Не куришь? Совсем?
- Ну, так вышло... Не могу я, организм не дает.
- Не пьешь, - загнул он палец. - Не куришь. Подозрительный ты человек, сосед! Придется пройти.
- Да вы и так меня почти каждый день проверяете!
- Что делать, что делать... А у меня, может, техники специальной с собой нет, чтобы тебя на месте проверить. И не должен я все помнить. И вообще - чем вам труднее, тем государству лучше. Ясно?
Участковый свистнул, и из той же тени вышли два дружинника с красными веселыми лицами.
- Вот, ребятки, смотрите: не пьет, не курит... Убыток государству нашему приносит. Зачем живет? Кому нужен? А?
Я молчал. Через день, практически через каждый день я не успевал вовремя скрыться и попадался участковому. И каждый раз он устраивал такой спектакль. С громкими криками, с разъяснением почтенной публике, тут же откуда-то появляющейся во дворе. Потом он по рации вызывал машину. Потом меня везли в райотдел на экспертизу, где врач проверял все мои справки и внимательно рассматривал рентгеновские снимки. Я предъявлял квитанции оплаты акцизных сборов, обязанность уплаты которых теперь была возложена на тех, кто сам не пил и не курил.
...
А начиналось все так просто и даже смешно: решили наши политики по западному образцу запретить курение. Вообще запретить. Пусть, мол, курят по квартирам своим. Пусть никому не мешают своим курением. И тут-то и выяснилось, что такое настоящая демократия. На ближайших выборах сокрушительную победу над всеми остальными политическими силами одержали недавно созданная Партия любителей табака и примкнувшие к ней в качестве верных союзников Партия любителей водки и Партия любителей пива. Созданные вроде на смех, неоднократно высмеянные в анекдотах и разных КВН, они в один момент оказались у руля. Да и деньги табачных и водочных заводов оказались не лишними в предвыборной кампании.
Хотя, не в деньгах даже дело. Просто оказалось вдруг, что большинство народа - курит. И большинство - пьет. А демократия - это как решит большинство. Вот большинство и приняло новые законы, полностью поменявшие приоритеты.
"Страна живет с водки и табака!" - а кто и когда спорил с этим? А вот те, кто не пьет и не курит, выходит, подрывают экономическую мощь страны. А потому...
Ну, и так далее. Все акцизы теперь платят непьющие-некурящие. Штрафы - тоже на них регулярно. Медосмотры платные, чтобы доказал, что пить-курить не можешь. А вот если выясняется, что можешь, но не хочешь - принципиальный, мол. Ну, тогда и административка, а в дальнейшем - уголовное преследование.
...
- Ну, что, снова отпустили? - стоял на крыльце и опять щурился сквозь дымок сигареты участковый.
- Отпустили. Вы же и так знаете, что не могу я...
- Не можешь - поможем, не хочешь - заставим, - отозвался он лозунгом Партии любителей табака, теперь выложенным золотыми буквами под крышей Думы. - Лечиться тебе надо, сосед. Желудок лечить - и пить с мужиками, как все. Голову лечить - и начинать, наконец, нормально курить. А то, как маленький прямо... Ну, ты же не диссидент, я надеюсь? А? Сосед?
Обратно домой я брел, опустив голову, целый час. Медленно поднимался по лестнице на восьмой этаж: в лифте было слишком накурено. Эх, жена опять будет ругаться, что поздно пришел. И деньги ведь не лишние совсем, которые ежемесячно приходится отдавать в казну за право не пить и не курить...
А может и правда...
Как все...
Как большинство.
-- Пять шагов
К остановке автобуса подошли два контролера в синей форменной одежде с фирменными же беджиками под прозрачным пластиком на груди в сопровождении милиционера с животом и хмурым лицом в тени козырька фуражки.
- Ну? - недовольно спросил милиционер куда-то в сторону. - Ну?
- Вот этот, - ткнул в меня пальцем тот контролер, что пониже. - Вишь, как смотрит гордо. Точно - этот.
- Сержант Степанов, двадцать четвертое отделение милиции, прошу пройти со мной, - козырнул милиционер.
Я удивился. Вот уж чего-чего, а с милицией никогда у меня проблем не было. Тем более по утрам перед самой работой. И не просто перед работой: сегодня был последний день испытательного срока. Надо было написать отчет, появиться с общительной улыбкой у начальства, показать себя во всей красе, чтобы завтра уже идти в офис, твердо будучи уверенным в своей непотопляемости и долгой жизни в этой корпорации.
- Пройдемте, пройдемте, гражданин! Не задерживайте.
- Мне, собственно, на работу...
- Всем на работу. И я вот на работе, а времени еще - видите? Так что не будем тут демагогию разную... Пройдемте.
- Вы меня арестовываете, что ли? - вспомнил я, что надо говорить.
Он подумал, сдвинув форменную фуражку на лоб и почесывая затылок.
- Э-э-э... Нет, пожалуй. Пока задерживаю. Для выяснения.
- Я могу позвонить хотя бы?
- Да хоть обзвонитесь, только пошли уже, а? Я с шести утра сегодня на смене...
Пока шли, я позвонил другу-адвокату, который не мог приехать сразу, но просил держать в курсе, а также на работу, предупредив, что задержусь не по своей вине.
- Вот, товарищ капитан, - махнул левой рукой в мою сторону сержант, правую прикладывая к головному убору. - С остановки взял.
- Ага! - радостно воскликнул капитан. - Ну, наконец-то! Свободен, Степанов! С тебя еще два дела и отпущу сегодня.
Сержант выскользнул за дверь, аккуратно притворив ее за собой, а капитан с довольной улыбкой обратился уже ко мне.