— Но ведь каждая ведьма когда-то была молодой, — сказала Лина. — Это в старости они становятся уродливыми!
— Да ты что! — замахала руками Янка. — Они и рождаются такими!
В ночь, когда закончилась ее первая любовь, Лина улетела далеко-далеко, сидела на облаке, смотрела на сонную недовольную луну, и плакала до тех пор, пока не стало слез. Утром она обнаружила, что улетела слишком далеко, добиралась домой изо всех сил и едва успела. Удивительно ли, что она заболела? Температура у нее оказалась высокая, врачиха ее посмотрела и безапелляционно сказала: «ОРЗ!» И только Янка, которая два дня просидела рядом с больной, поила ее теплой противной водой и таскала конфеты, купленные на последние деньги в магазине напротив интерната, знала, что это никакое не острое респираторное заболевание, а просто случилась несчастная любовь — и все!
Глава восьмая
Лина поболела два дня, а на третий день в палату, где она лежала, пробрался домовой Седик. В интернате была палата, куда клали больных учащихся, чтобы они не заразили остальных, называлась она медицинским изолятором. Вот туда Лину и положили. Седик пробрался в палату, положил узелок на тумбочку, лег в головах у Лины и принялся заплетать ее волосы в косички. Домовые всегда так поступают, когда хотят вылечить кого-то. Только на этот раз у Седика не очень-то получалось, потому что он лечил тело, а следовало лечить душу. Но Седик про это не знал. Вот и лечил по-своему, как предки учили. — Седик… — растерянно и радостно сказала Лина, открыв глаза.
Черная мордочка домового, обрамленная всклокоченными седыми волосами, была довольной и озабоченной. — Я тут тебе травы принес, — сказал Седик. — Отварить надо! — Сам собирал? — не поверила Лина.
— Скажешь тоже, — смутился домовой. — Я и названий-то не знаю. Корова помогала! — Так она тоже названий не знает! — рассмеялась Лина.
— Разбирается, — сказал Седик. — За жизнь столько сена перемолотила, поневоле разбираться начнешь. — И напомнил: — Заварить бы надо! Я на кухню сбегаю — кипятка принесу!
— Сиди уж, — сказала Лина. — Ты там всех напугаешь, тебя же ловить начнут. Или подумают, что крыса завелась, дезинфектора вызовут, травить начнут, потом все здание вонять будет.
— Я как лучше хотел, — уныло сказал Седик и вытянулся рядом с Линой, подставляясь для поглаживаний и прочих незамысловатых ласк. Он бы и замурлыкал, если бы умел. — Седик, — строго и сердито сказала Лина. — Как же ты дом оставил?
— Ты не волнуйся, — домовой просунулся головкой ей под ладошку. — Я соседа просил посмотреть. Осень уже, забот мало, так чего же ему за двумя домами не присмотреть? Я ему тоже в свое время уважение оказывал. — Как же ты добирался? — удивилась Лина. — Тебя ведь увидеть могли!
— Могли, да не заметили, — резонно возразил домовой. — Как тебе здесь?
— Плохо, — призналась Лина. — Директриса на меня злится, все кажется, что я мужа заворожила. Сплетни про меня распускает…
— А ты стрижамент возьми, — предложил Седик. — Настойку на четырех водах сделай, вообще молчаливая станет. Я помню, бабка твоя…
— Седик! — строго сказала Лина и даже шлепнула домового несильно. — Ты же знаешь, что это неправильно! Нельзя людей воле своей подчинять, лечить — да, а заставлять что-то в свою пользу нельзя. Чего ребенка глупостям учишь?
— Скажешь тоже, ребенок! — тихонько засмеялся домовой. — Замуж скоро. — И вздохнул. — А волосы ты зря обрезала. Пока спала, пытался их в косу сплести. Куда там, разве заплетешь!
Лина показала Седику язык.
— Ничего ты не понимаешь, сейчас мода такая.
Успокоил домовой ее своим появлением. Днем он отсиживался в темном углу котельной, где железные листы углом к стене стояли, а вечерами вместе с Линой лазил на крышу и смотрел, как она обретает уверенность в полете.
— Чистая бабка, — сказал Седик. — Та тоже по молодости порхать любила.
И полететь с Линой не побоялся, только во время полета вцепился в нее лапками с острыми коготками и ухал тревожно, когда страшно становилось.
— Больше я тебя не возьму, — возмущенно сказала Лина. — Всю исщипал!
— Так высоко же, — смущенно оправдывался домовой. — Мы в подполе жить привыкли, с птицами, кроме кур да домашних гусаков, никогда не знались, страшно же!
Когда шли уроки, он у вентиляционной решетки сидел, слушал, как Лина и другие учителям отвечают, и страшно расстраивался, если кто-то отвечал лучше Лины.
— Учиться надо, — вздыхал он. — Ну разве можно было так отвечать? Это простой человек так отвечать может, а ты — ведьма!