— Лин, ты чё? — ткнулась ей в спину верная Янка.
Лина вытерла лицо, собралась с силами, закусила дрожащие губы и повернулась к подружке.
— Ерунда, — сказала она. — Янка, хочешь, я тебя летать научу?
Знаете, человек, который умеет летать, запросто может станцевать на рыхлом облаке, ползущем неторопливо в небесной синеве. И даже другого научить.
— Я боюсь, — сказала Янка.
Вечер был длинным, как Млечный Путь на небе.
— Не сходи с ума, — посоветовал Седик. — Ты ведь обратно в деревню возвращаться не собираешься?
— А чего там делать? — вздохнула Лина. — Все вечно пьяные ходят. Ты разве не помнишь, как там ко мне относились? Была охота ведьмой слыть. Я в институт поступать буду.
— Я тоже в деревню не хочу, — тоже загрустил Седик. — Только вот корову жалко, и мыши без меня разболтаются вконец. Они такие наглые в последнее время стали, идут через комнату, шага не прибавят.
— А кот?
— А что кот? — удивился Седик. — Избаловала его твоя мать, зачем ему мыши, если каждый день сливками кормят.
И облизнулся.
— У меня выпускной скоро, — сказала Лина. — Надо матери написать, чтобы платье сшила к выпускному. Все красивые будут, а я что, в старой юбке на вечер пойду?
— Ой, да не рыдай, не рыдай, — сказал Седик. — Будет тебе платье, и не хуже, а лучше, чем у других — я уже в лес лен отнес.
— Басяева, — строго сказала от двери воспитательница. — Ты почему распорядок нарушаешь? А ну спать! Взрослой себя почувствовала? С кем ты там разговариваешь?
А Лине как раз совсем не хотелось чувствовать себя взрослой, ей хотелось опять быть маленькой, и чтобы отец был живой. Он ее любил, никому бы не позволил обидеть.
— Все, — шепнула Лина домовому. — Я сплю. Знаешь, что я хочу во сне увидеть?
— Знаю, — тихонько сказал Седик. — Только это уже как получится. У меня со снами всегда плохо получалось.
Но все у него в эту ночь получилось, Лине приснился сон про деревню, и отец в этом сне был живой, и мать счастливая.
И вообще все было хорошо.
Так хорошо, как в жизни не бывает. Только во сне.
Глава десятая
А время шло.
Наступил клейкий и зеленый май. Небо поголубело. Липы у забора интерната налились соком, весело засверкали в синем небе золотые купола церкви. Незаметно пришло время экзаменов.
— Ой, Линка, — растерянно и испуганно сказала Янка. — Я боюсь.
А чего бояться? Пришло время вступления во взрослую жизнь. Экзамены были просто чертой, которые отделяли их детство от вступления в мир, где можно было надеяться только на себя.
— Мать приедет, — сказал вечером Седик. — Платье на выпускной вечер тебе привезет.
— Тебе в институт надо поступать, — сказала Татьяна Сергеевна. — В медицинский. — И вздохнув, добавила: — Твой дар использовать надо. Чтобы людям хорошо было.
Но у Лины были сомнения на этот счет. Ведь как получалось? Каждый раз она старалась, каждый раз хотела хорошего, а что получалось? Она и так старалась жить незаметнее, старалась не показывать того, что умела. А умела она многое. По картам гадала, по фотографии могла определить, что у человека болит, и вообще — живой ли он. А главное — тайно все научилась делать. Лечила на расстоянии. Когда Вику Авдееву из восьмого «а» в карантин уложили с подозрением на скарлатину, Лина из коридора ее лечила. Наутро, когда врачи приехали, они только руками развели — здоровая девочка, какая температура была? Тридцать девять и пять? Не может быть!
Даже Седик удивлялся:
— Ну, ты даешь! Бабка такого никогда не умела.
Ночами Лина улетала. Смотрела с высоты на темную землю, где правильными рядами горели желтые уличные фонари и окна домов. Облака влажно обнимали ее тело, луна светилась над головой, и звезды подмигивали, словно подбадривали Лину — мы здесь, не робей! Лина становилась на краю облака и начинала танцевать, горделиво жалея, что некому ей свое умение показать, и принца прекрасного, похожего на молодого Баталова, рядом нет. И она кружилась среди звезд, и звезды кружились вокруг нее. И было у Лины ощущение окружающей пустоты и одиночества.
Семнадцатый год ей шел. А семнадцать лет — это время, когда ужасно хочется любви, только Лина тогда этого не понимала. Она историю с Колькой помнила.