— И что? — с видимым интересом сказал Званцев.
— Дураки, — сказал робот. — Причем дураки заслуженные. Я им пары вплоть до тузов повесил.
— Сразу?
— Я правила выучил, — Митрошка расположился на полу, придав нижней части вид удобного кресла. — С шохи начал, а дальше оно так и пошло. Ты бы на них посмотрел, Званцев, эти так называемые разумные существа готовы были землю грызть, чтобы глупого робота обыграть. Только у них ничего не получилось, торжество машинной логики было просто неоспоримо. Теперь я окончательно убежден, что эволюция породила людей для одной-единственной задачи — создать техноморфов. Вы эту задачу решили, теперь можете смело уходить на покой.
— Программное заявление, — Званцев улыбнулся. — Значит, человек, по-твоему, просто промежуточное звено?
— Именно, — победно сверкая глазами, сказал Митрошка. — Ведь ты мне сам говорил, что с возрастом человек обретает мудрость. Там сидели индивидуумы преклонного возраста, следовательно, накопленный ими жизненный опыт должен превалировать над машинными схемами. Но я оказался умнее!
— Дом, — сказал в пространство Званцев. — У нас карты есть?
— Сейчас изготовлю, — сказал Дом. — Только в памяти поищу, выясню, как они выглядят.
Через несколько минут колода новеньких карт легла на стол.
— Прошу, — Званцев жестом пригласил Митрошку к столу.
— Ты знаешь, Званцев, — сказал робот. — Мне просто неудобно тебя обыгрывать. Людей во дворе я видел в первый раз, а ты как-никак в наставниках у меня ходишь.
— Ты садись, — сказал человек. — Боишься поражение потерпеть?
— Это невозможно, — заявил робот. — Я же говорил, просчитать варианты в этой игре несложно, у тебя нет шансов, Званцев. Я просто боюсь травмировать твою нежную человеческую психику.
— Садись, — сказал Званцев. — Тоже мне Зигмунд Фрейд выискался.
Через два часа он возложил на широкие плечи робота два красных туза.
— Поздравляю с маршальским званием!
— Званцев, это неправильно, — запротестовал Митрошка. — Таких раскладов просто не должно было случиться. В теории игр говорится…
— Что мы знаем о вероятностях? — с философским спокойствием сказал человек.
Митрошка поднялся и, не говоря ни слова, вышел из Дома.
— Теорию игр пошел изучать, — высказал предположение Дом. — Званцев, ты его уел! Ты — гений, Званцев! Одного не понимаю, как тебе это удалось? Я ведь тоже карты считал.
— Математики, — удовлетворенно сказал Званцев. — Надеюсь, теперь с машинным превосходством покончено, и никто не будет жужжать о человеке, как промежуточном звене эволюции?
— Превосходство очевидно, — согласился Дом. — И все-таки, Званцев, как тебе это удалось? С точки зрения математического анализа это просто невозможно.
— На то он и человек, чтобы забывать в игре о математике, — сказал Званцев. — Видишь ли, Дом, я в детстве мечтал стать фокусником. А как известно, каких-либо теорий фокусов пока не существует. В конце концов, Митрошка, не хочу его обидеть, всего лишь самообучающийся робот. Ну сам подумай, что он может понимать в незаметных накладках и нахальном передергивании карт?
Кто, кто…
— Где Дом? — поинтересовался Званцев.
Робот Митрошка отводил в сторону глаза, на металлическом лице его невозможно было что-либо прочитать. Непроницаемой была физиономия робота и потому казалась загадочной.
— В лесу, — коротко объяснил Митрошка. — Званцев, говорит, без меня обойдется, а есть существа беззащитные, им помощь нужна.
— Что еще за существа? — нахмурился Званцев. — Опять какие-то игры, Митроха?
— А что я? — сказал робот. — Ты о Доме спрашивал? Я и говорю, в лес наш Дом отправился. Тут недалеко, полсотни километров не будет.
— Ну, и зачем он туда отправился? — продолжал расспросы человек.
— Слушай, Званцев, ну я-то тут при чем? — взмолился Митрошка. — Я его отговаривал. Я ему говорил, что глупость он затеял.
— Та-ак, — с расстановкой подытожил Званцев. — Что за глупость?
— Я не при делах, — быстро сказал Митрошка. — Это его личное решение. Мне-то что? Можем слетать, посмотреть.
Лес и в самом деле оказался не слишком далеко. Десять минут лета.
— Где он? — спросил Званцев Митрошку.
— Где, где, — с особой интонацией сказал Митрошка. — А то ты сам не видишь!
И в самом деле — не увидеть лежащую на опушке огромную голубую варежку было бы трудно.