– Независимо от того, что думаешь ты или твой кореш из каменного века, алкоголь не разрешает всех вопросов. Значит, я – уникальное явление в природе, ибо я – садомазохист. Все остальные, жалкие кретины, ограничиваются тем, что являются садистами по отношению к другим. А вот я получаю удовольствие оттого, что являюсь садистом по отношению к себе самому. Ни один нервнобольной не может похвастаться подобным заявлением. – Барни вздрогнул. – Пожалуй, мне стоит промочить горло каким-нибудь горячительным.
– Бутылка у меня с собой.
Горячительное оказалось рыночным сортом дешевого виски, на вкус напоминало муравьиную кислоту, и его струя настолько обожгла пищевод Барни, что заставила его забыть о временны́х парадоксах и собственных садомазохистских наклонностях.
– А ну-ка, Даллас, отправляйся и посмотри, ладно? – сказал он. – Прыгни в март тысяча шестого года и узнай, появились ли уже индейцы. Если Оттар скажет, что еще не появились, то прыгай на неделю вперед, и так до тех пор, пока не увидишь их, а тогда сообщи мне.
Барни отошел в сторону, платформа на неуловимое мгновение исчезла, затем снова опустилась на траву в нескольких футах поодаль. С нее спрыгнул Даллас и подошел к Барни, проведя ладонью по черной щетине.
– Проф считает, что мы отсутствовали десять часов, – сказал Даллас. – Это значит, сверхурочные после…
– Ну ладно, ладно! Что вы узнали?
– Они возвели стену из бревен, и получилось точь-в-точь как форт в картине про индейцев. В начале марта все было спокойно, но во время нашей последней остановки, двадцать первого, они заметили пару индейских лодок.
– Неплохо. Ну что же, давайте тронемся. Скажи профу, пусть принимается за переброску всей съемочной группы в двадцать второе марта. Все готовы? Все налицо?
– Бетти проверила списки и говорит, что все о’кей. Мы с Тексом устроили поголовную проверку: все здесь, сидят в трейлерах, кроме шоферов, конечно.
– Какая там погода?
– Солнечная, но прохладно.
– Сообщи об этом людям, пусть оденутся потеплее. Я не хочу, чтобы вся группа схватила насморк.
Барни пошел к своему трейлеру за пальто и перчатками. Когда он вернулся к головной машине, началась переброска. Он поднялся на платформу и оказался в 1006 году. Стояла великолепная северная весна. Слабый солнечный свет не мог справиться с холодом, и в низинах, и у бревенчатой стены лежал снег. Поселение викингов теперь ничем не отличалось от форта в одном из вестернов. Барни подал сигнал водителю пикапа, который только что приехал на машине времени.
– Подбрось-ка меня к ним, – попросил он.
– Следующая остановка форт Апашей, – сострил шофер.
Несколько викингов уже шли к холму, куда прибывали машины съемочной группы. Пикап проехал мимо них и остановился около узкого входа, где из стены было вытащено бревно и образовалась щель, в которую мог протиснуться человек. Когда пикап затормозил, из щели вылез Оттар.
– Придется сделать ворота в этом месте, – сказал ему Барни. – Большие двойные ворота с деревянным брусом внутри вместо засова.
– Никуда не годится, слишком широко, слишком легко пробраться внутрь. Вот как надо пролезать.
– Эх, не видел ты хороших фильмов!..
Но Барни вдруг осекся при виде Слайти, которая протиснулась в щель вслед за Оттаром. Она была не подкрашена, одета в платье не первой свежести, на плечи ее была накинута шкура карибу. В руках Слайти держала ребенка.
– Что ты здесь делаешь? – раздраженно спросил Барни, чувствуя, что количество сюрпризов, выпавших на его долю за один день, более чем достаточно.
– Я тут давно, – ответила Слайти и сунула палец в рот младенцу, а тот стал причмокивать.
– Послушай, ведь мы только что прибыли, откуда же взялся ребенок?
– И впрямь чудно́! – начала она, хихикнув в подтверждение своих слов. – После того как мы прошлым летом приготовились к отъезду, я почувствовала себя в трейлере такой одинокой, что решила отправиться на прогулку. Знаешь ли, подышать свежим вечерним воздухом.
– Нет, не знаю, и, кажется, не желаю знать. Ты хочешь сказать, что, вместо того чтобы вернуться со всей группой, ты провела весь год здесь?
– Именно это и произошло, я так удивилась. Я пошла на прогулку, встретила там Оттара, одно за другим, сам знаешь.
– На этот раз знаю.
– И не успела я понять, что случилось, как все уже исчезли. Я перепугалась. Сказать по совести, я плакала, наверно, несколько недель и забеременела, потому что у меня не было с собой противозачаточных пилюль.
– Значит, это твой? – спросил Барни, указывая на младенца.
– Да, правда, симпатичный? Мы даже еще не придумали ему имени, но я его назову Снорри Храпун, как зовут того гнома в «Белоснежке», потому что он вечно храпит.