И начали заражать остров.
И ждали — ждали, когда вирус начнет действовать среди нас.
Конечно, мы сделали все, чтобы снизить опасность. Мы разделились на группы, которые не контактировали друг с другом — жили отдельно, питались отдельно, работали отдельно. Но все это было сделано слишком поздно. Если вирус уже проник в нашу среду, то наверняка все уже заражены. А вакцину Онги до сих пор не сумел получить, хотя начал работу еще тогда, когда мы нашли контейнеры. Неудивительно — лихорадка Крепта создавалась великолепными специалистами. Создавалась так, чтобы исключить саму возможность защиты от нее. И исправно служила Метрополии не одно столетие. Везде, где это было необходимо.
Наконец, я оторвался от двери. Я весь дрожал, зуб на зуб не попадал. Но это была не лихорадка Крепта — нервное. Офицеры Связи не умирают от боевых вирусов — перед выпуском нам делают прививку. Интересно, прививали ли вакцину резиденту?
— Что будем делать? — спросил я.
— Ждать. Что еще?
— Может, я ошибся.
— Проверь.
— Ну нет, туда я не пойду. Надо вылезти в окно.
— Надо, во-первых, предупредить другие группы.
Интересно, когда он почувствовал? Я так и не узнал этого. Но, во всяком случае, когда это началось, во взгляде его не было удивления. Он попытался встать — и не смог. Рука его — кажется, левая — как-то нелепо дернулась вперед. Вся, начиная от плеча, так, будто хотела отделиться от тела. С хрустом ударилась о край стола. И в мгновение вернулась на место.
— Вот ведь черт… — только и произнес Онги искривившимися губами. Больше он ничего не сказал. На лбу его выступил пот, все лицо исказилось, но некоторое время он еще просидел спокойно, в полной неподвижности. Потом — сдался.
Я не представлял, что это будет так страшно…
Я думал, что уже видел все это, что уже привык. Но тогда, наверное, я воспринимал это по-другому. На Рикпосте я еще не был Офицером Связи, я мог бы заболеть точно так же, как тысячи и тысячи других, да и вообще я был еще слишком мал, чтобы понимать. Мне просто повезло тогда — сам не понимаю, почему. Иммунитета у меня, конечно, еще не было, иммунитет мог появиться лишь у тех, кому вживили действующие клетки крептоломы. Я думал, что всего нагляделся, что после того, как мы, наравне с федеральными войсками — людей остро не хватало, и к работам привлекли тогда даже штабников — расчищали развалины порта в Бухте Дьявола, мне уже нечего страшиться, что самое жуткое я уже видел.
Оказалось — нет.
Оказалось, я побывал лишь где-то на середине спектра страданий, и только теперь опускался на самое дно.
И я вдруг понял, насколько же легко тем, кто стоит на другом полюсе, насколько легче одним словом, одним приказом, одним нажатием кнопки обречь на смерть миллионы людей, для тебя совершенно чужих, людей — символов, людей — цифр в отчетах, чем вот так, как я сейчас, наблюдать смерть одного-единственного, конкретного человека. Человека, которого знал.
Но страшнее всего оказалось увидеть его взгляд. Потому что — правда, лишь в самом начале — в нем было не страдание, не мольба о помощи, не отчаяние и не гнев. Я мог, конечно, неверно истолковать его, но я увидел во взгляде Онги жалость — жалость ко мне, который, как он думал, должен был умереть точно так же. До сих пор я временами вижу во сне этот его взгляд и просыпаюсь — чтобы не спать уже до утра.
Я просидел рядом с ним до темноты. Временами я слышал крики, несколько раз — выстрелы. Никто не проходил мимо нашей двери, ни одна машина не взлетела со стоянки. Когда наступила ночь, бояться, видимо, было уже некого. Из всех нас могли уцелеть лишь я и резидент — если он был среди нас.
Ночью я перебрался к ангару. Охрана была мертва — как и все остальные. Но Салдо не зря поставил ее. Перед ангаром лежал человек, опознать которого я так и не сумел — половина головы у него была снесена выстрелом в упор. Возможно, это и был резидент. Но тогда он слишком поспешил.
Я взял из ангара пять энергоэлементов и установил их в машину, вторую с края, чтобы не рисковать понапрасну. Все эти дни мы, по распоряжению Салдо, летали над островом на разряженных элементах, чтобы никто не мог унести заразу на Континент. Однажды моя машина еле-еле, на последнем дыхании дотянула до виллы. Если бы я приземлился на зараженной местности, меня расстреляли бы с воздуха.