Но до сих пор оправдывались все мои расчеты…
Я очнулся падая, и успел сгруппироваться. Усталость брала свое. Я встал, потер заболевшее снова правое колено, некоторое время походил взад-вперед — два шага туда, два обратно. Прошло полтора часа, меньше половины срока. Снова вставать, прислонившись к стене, я не решился — в следующий раз мог и не проснуться, даже падая. Надо было срочно найти себе дело. И я нашел — самое бессмысленное, которое только мог представить. Достал нож и стал выскребать им на декоративной панели свои инициалы, рамку вокруг них, какую-то гротескную физиономию. За этим занятием меня и застал сигнал — три часа двенадцать минут миновало.
Для верности я прождал еще три минуты, затем нажал на входную панель. Вход в Станцию открылся. Взрыва не последовало.
Я не стал даже разряжать мину, даже не пошел в душевую. Сил хватило лишь на то, чтобы сбросить у входа свою грязную заразную одежду, кое-как дотащиться до койки и накрыться одеялом. Через минуту я уже спал.
Я проснулся через восемь с половиной часов — все еще усталый и разбитый. Но я уже мог работать, а после душа и хорошего кондиционированного обеда совершенно пришел в себя. Первым делом я уничтожил всю одежду, в которой пришел на Станцию, затем еще около часа провел в душевой, отмываясь различными гадостными составами, пока на Станции происходило обеззараживание, и только затем, порядком уже утомленный этими процедурами, прошел в центральный зал, к пульту. Откладывать эту работу больше не следовало.
За период моего отсутствия скопилось порядочно корреспонденции, порядка трех с половиной тысяч стандартных листов, если переводить все на бумагу. Я, конечно, не стал этого делать, бумажки нести теперь было некуда, да и некому. Я бегло просмотрел заголовки общих циркуляров. Только один из них имел отношение к Сэлху, но не содержал ничего существенного в данный момент и я не стал его читать. Оставшаяся треть документов касалась уже непосредственно Сэлха и меня самого. Одних запросов пришло восемнадцать штук, а были еще и инструкции, и распоряжения, и счета за выполненные заказы. И пять личных посланий. Четыре из них были адресованы Гэптокам, их мне удалось, как впрочем удавалось и прежде, до конфликта, довольно быстро расшифровать. Особого интереса, тем более теперь, эти послания не представляли. Да и раньше интриги ныне покойных Гэптоков лежали на поверхности. Но вот адресата пятого послания я определить не сумел, как не сумел и расшифровать его — впервые с момента прибытия на Сэлх, если не считать того неотправленного частного послания, которое так и лежало у меня на пульте. Что ж, этого следовало ожидать — если кто-то склонен отправлять послания, не поддающиеся расшифровке, в Метрополию, то наверняка он же может получать такие же и оттуда. Если бы все на Сэлхе было бы в порядке, я передал бы это послание в библиотеку мэра, и адресат мог бы прочитать его, не рассекречивая себя. Если бы все было в порядке, я мог бы поискать в библиотеке мэра предыдущие послания такого рода и попытаться раскрыть шифр.
Но теперь ни то, ни другое было невозможно. Да и не имело, вероятно, смысла. Скорее всего, резидент уже мертв, и опасности для меня он больше не представлял.
Только через пять с половиной часов непрерывной работы за пультом я разобрался со всей корреспонденцией. Потом пошел поел и снова завалился спать. Отвечать на запросы не стал — время еще не пришло.
Но спал я неспокойно.
Потому что не решил еще, что же мне делать дальше.
Я провел на Станции шесть суток — гораздо дольше, чем требовалось для дела. Я отдыхал. Я настраивал после ремонта блок передающего резонатора. Я думал. О том, как быть дальше. Я собирался в полет.
К моменту вылета мне казалось, что я придумал неплохой план.
Машину я нагрузил до предела, но двигатель тянул, хотя расход энергии в два с лишним раза перекрывал норму. Но это обстоятельство меня не беспокоило. Я взял из запасов Станции еще два десятка энергоэлементов, и этого должно было хватить надолго даже при таком перерасходе. Я снова был в защитной форме и с излучателем, и от одного этого привычного одеяния чувствовал себя увереннее. Свою прежнюю защитную форму, запрятанную на берегу Каопры, я так и не сумел вызволить во время прочесывания острова, да, по чести говоря, и не хотел этого делать. В тех обстоятельствах лучше было не выделяться среди других членов отряда.