Первые значимые результаты удалось получить через двое суток работы. Гайдли проводил сравнительный анализ блокаторов из останков Диллета, когда заверещал вызов. Не поднимая головы, он подключился к каналу.
— Где Энасси? — спросил Котов.
— Спит.
— Давно?
— Часа три.
— Тогда буди.
— Что-нибудь новое? — Гайдли встал, не дожидаясь ответа, подошел к дивану и потряс Энасси за плечо. Тот проснулся сразу — и сразу тоже подключился к каналу.
— Да. Расчетная группа определила, как они проходили контроль.
— Ну? — спросил Энасси угрюмо.
— Резонанс эмоциональных полей. Они замыкались друг на друга, и это обеспечивало практически полное экранирование. Сигнал отклика на пять порядков ниже сигнала от одиночного энтара. Нам придется на два порядка увеличить чувствительность детекторов.
— Замыкались на себя? Что за бред?! — Энасси еще не совсем проснулся и тер глаза кулаками.
— А вот и совсем не бред, мой дорогой. Я проверил их выкладки.
— Да? А работа Диллета над проектом? И тут замыкание на себя?
— Кстати, у них там, судя по всему, дела без Диллета застопорились. Вчера тут один из них пробился к моему каналу, спрашивал, что с профессором.
— Ну?
— А что «ну»? Что я мог ему ответить. Сказал, что положение серьезное.
— Да уж, — Энасси неожиданно засмеялся. Коротко, зло. — Серьезное. У профессора. Положение. Да уж… Это у нас положение серьезное.
— Кстати, наверху считают, что, если результаты расчетов подтвердятся, нас можно будет выпустить из-под поля…
— Нет! — Энасси даже подскочил на месте. Потом встал и кругами заходил по лаборатории — всклокоченный, в измятом халате — он так и не переодевался после операции с Луизой Диллет — с темными кругами вокруг глаз и двухдневной щетиной на щеках. — Нет! Ни за что! Нет у нас права покинуть институт, пока энтар не стал гьендом.
— Но если повысить чувствительность аппаратуры… В конце концов, это не проблема — нужно установить всего один хороший детектор.
— Нет, Павел, я не дам этого сделать, — Энасси постепенно успокоился, сел за свой рабочий стол. — Кто даст мне гарантию, что не существует более тонких эффектов?
— Речь идет о жизни шестнадцати человек — если не считать нас с тобой.
Пятнадцати, подумал Гайдли, пятнадцати. Но промолчал.
— Все здесь знали, на что они идут. Не думаю, чтобы кто-то согласился бежать. Когда столь велик риск для человечества.
— Насчет согласия — мы с тобой ведь можем и приказать.
Ну только не мне, подумал Гайдли, только не мне. Я здесь останусь до конца. Но спросил о другом:
— А насчет риска, Пол?
— А насчет риска — всегда приходится так или иначе выбирать. Между большим риском и меньшим. Мы здесь рискуем в разной степени. Я еще позавчера попросил проанализировать состояние здоровья всех, кто остался в институте. Анализ, конечно, негласный, и проводился он группой поддержки там, снаружи. Как вы знаете, энтар прежде всего поражает людей с ослабленным здоровьем.
Ох уж этот его менторский тон! — Гайдли плотно сжал зубы, чтобы не рявкнуть чего-нибудь.
— Вероятных кандидатов здесь пятеро. В первую очередь это Паола Рейн из Отдела связи — она действительно серьезно больна.
— Что, — вздрогнул Энасси.
— Я знал, что тебя это заинтересует, Дин.
Меня, меня тоже, подумал Гайдли.
— Так какого черта ее здесь оставили?
— Тише, Энасси, на надо так кричать. Я тоже устал, — действительно, выглядел Котов неважно. Возможно, он вообще не спал эти двое суток.
— Но ведь ты отвечаешь за кадры, Павел, ты!
— Тебе будет легче, если я посыплю голову пеплом?
— Нет, — Энасси надолго замолчал. — Ладно. У тебя все?
— В общем, да.
— Тогда давайте работать.
Но они, в общем, не работали. Просто заполняли время. Они просто ждали. Ждали, когда затаившийся где-то в институте энтар проявит себя. Хотя бы один энтар — анализ распада уже показал, что энтар профессора Диллета разделился надвое. Даже обнаружение первого энтара теперь не могло принести успокоения. А если они не успеют блокировать эту тварь, и деление повторится…