- Да. Слушай, а здорово он сыграл недоумка, а? - и невидимая в темноте улыбка появилась на юном лице Хосе. Огромный талантище пропадает у человека, даже зависть берёт! Артист! Настоящий артист, честное слово!
- Ты бы потише выражал свои эмоции, не дай Инти где-нибудь слуховые каналы проложены, - строго выговорил молодому капитану, командор.
Перестав улыбаться, сразу став серьёзным, Хосе ответил на предупреждение:
- Командор, я уже всё проверил, не беспокойся. Нет здесь ничего.
- У тебя, что, богатый опыт в этом деле?
- Нет, конечно, - Хосе на секунду сник.
Но жизнерадостный характер одержал верх.
- Да, ну, командир, я всё хорошо проверил, не беспокойся.
* * *
Прошла неделя, за ней вторая. Родственников к ним не пускали, на допрос не водили, казалось, о них совершенно забыли.
Но вот, как-то под вечер, отворяясь, заскрипела петлями дверь, и на пороге появились охранники. Сковав руки Хосе, они увели его.
Наверное повели на допрос, решил Мигель. На дружеские беседы со скованными руками не водят, ещё подумал он, и с тревогой стал ожидать возвращения родственника.
Мигель, меряя камеру шагами, ждал возвращения Хосе. Терпение его истощалось, в голову лезли разные нехорошие мысли.
Инти! Помоги ему выдержать испытания, молил он Всевышнего, побереги нашего мальчика!
От переживаний за судьбу юноши, Мигель совсем расстроился, он потерял счёт времени. Ему казалось, что Хосе отсутствует уже очень, очень долго. Он даже решил, что прошла целая вечность...
И опять, заскрипев несмазанными петлями, отворилась железная дверь, и в камеру втолкнули пошатывающегося, избитого Хосе. Он был избит так, что Мигель с трудом узнал его.
Вся одежда его была залита кровью, глаза опухли от кровоподтёков, превратившись в щелочки, а во рту не хватало нескольких зубов.
О Виракоча! - ахнул Мигель, увидев Хосе в таком плачевном состоянии. О Виракоча! - ещё раз повторил Мигель и, бросившись к нему, аккуратно, стараясь не причинить ему страданий, помог лечь на топчан. Затем, набрав в кружку воды, подал напиться.
В неверном свете наддверного газового фонаря он, увидев окровавленное лицо своего шурина, схватил полотенце и, намочив его водой из кружки, аккуратно, боясь причинить боль, стал протирать.
Он протирал, и одновременно шептал: «Потерпи немного.... Потерпи, пожалуйста.... Сейчас станет легче. Ничего не говори, дорогой..., помолчи». Говоря, успокаивая, он осторожно обтёр лицо от запёкшейся крови. «Хосе, как ты?» - с беспокойством и жалостью спросил он. «Они тебе ничего не отбили?».
В голосе Мигеля было столько заботы и отцовской ласки, что раненый, приоткрыл глаза.
- Нет, - с усилием прошептал Хосе, - ты же знаешь, я умею группироваться.
- Вот и хорошо..., вот и, Слава Инти! - Теперь полежи, помолчи, отдохни, потом поговорим.
Не успели, наверное, дойти последние слова Мигеля до сознания Хосе, как дверь вновь открылась, и охранник, обведя взглядом камеру, вперил в Мигеля хмурый взгляд:
- Пуэмблос, на допрос!
- Ну, вот, наконец-то вспомнили о нас, - сказал он охраннику и добавил, - а то живём, продукты переводим, да унитаз пачкаем.
Охранник, молодой парень, заулыбался, и предупреждающе, добавил: «Вас будут допрашивать военные». Я слышал, как они говорили, что вы расколошматили их корабли. А ещё сказали: «Что они дурь из головы у вас повыбьют!».
- Спасибо, что предупредил. Ладно, веди.
* * *
Помещение, куда его привёл охранник, было совсем не то, в котором он раньше бывал.
У стены небольшой комнаты стоял стол, и подальше от него, почти посредине - стул. За столом расположился военный - крепкий, хорошо тренированный, и... опять белобрысый. Второй сидел на краю стола и тоже, по всей видимости, был военный, хотя был одет в простую, цивильную одежду.
Когда Мигель вошёл, они что-то горячо обсуждали, но увидев его, замолчали, и только пристально, изучающе, стали разглядывать.
Затем, сидевший на уголке стола человек в штатском, встал и, произнеся с явным сарказмом - «Садитесь, Ваше Сиятельство», приглашающе показал рукой на стул.
Мигелю ничего не оставалось, как подчиниться, и он, сделав три или четыре шага, примостился на краешек стула.
Сидевший за столом белобрысый офицер, включил настольную лампу и направил её свет прямо Командору в лицо.
В первое мгновение яркий, режущий свет лампы, ослепил его, и ему пришлось зажмуриться, но чуть отвернувшись от прямых лучей, он смог открыть их, и искоса посмотреть на противников.