И даже сделал попытку улыбнуться, но разбитые губы с подсохшими ранами, не позволили ему это сделать. И он, поморщившись от боли, повернулся на бок.
- Дай я ещё немного полежу, хорошо?
На следующий день, чуть отлежавшись, он спросил у Хосе:
- А, тебя-то за что избили?
- Да всё за то же.
- За что?
- Напомнили мне те три корабля, которые я расколошматил у пиратского астероида. Они мне говорят - я первый напал! А, я им - вы бы сами, что стали делать, если бы вам, в грубой форме закричали: «Сдавайся разбойник, всё равно не уйдёшь!». А они мне - «Мы бы ответили, что не разбойник». А, я им - «Они, что, совсем ослепли? Не могут отличить тяжёлый военный крейсер от пиратского корабля, или при виде «разбойника» у них от страха глаза повылазили?
Ну, они мне и наподдавали по первое число, чтобы я впредь мог отличать ихних «джентльменов» от разбойников.
- Понятно...
На следующий день их выпустили из тюремного застенка и, без извинений и каких-либо объяснений, в воздухолёте, с наглухо задёрнутыми шторками на окнах, отвезли в охотничий домик.
Женщины, увидев, в каком они состоянии, схватились за головы и зарыдали навзрыд.
А Родригес и Сэлма, стали пугливо обходить их стороной, пока не привыкли.
Слава Инти, дома не было тёщи Хосе, госпожи Манко. Она, поняв, что ничего хорошего ей от прилёта на Зелёную Планету не светит, четыре дня тому назад улетела на корабле знакомого купца. Не отправься она домой, без крика и скандала их возвращение из тюрьмы не обошлось бы.
Висента категорически отказалась лететь с матерью. После разборок и выяснения отношений на повышенных тонах, она осталась дожидаться Хосе.
Почему госпожа Манко улетела, Висента объяснить Мигелю не смогла, или не захотела. Она только сказала - «Мама как-то быстро засобиралась домой». Из её невразумительных ответов Висента лишь смогла сделать предварительный вывод - вроде бы матери надоело дожидаться аудиенции у короля.
Но Мигель, немного подумав, пришёл к выводу - госпоже Манко кто-то из доброжелателей или друзей что-то шепнул, поэтому она так быстро убралась.
В отсутствие Висенты, он, поделившись с друзьями своими предположениями, сказал, что может оно и к лучшему для Хосе..., и для них тоже, что госпожа Манко покинула их.
Передохнув пару дней, Командор собрал в дальней комнате весь свой маленький, но дружный коллектив, и посвятил их в план побега, предварительно попросив дать клятву, что ни одна живая душа, кроме них самих, не будет о нём знать. А в конце разговора, он обратился к Висенте и Хосе, и попросил ответить, готовы ли они последовать за всеми?
Висента немного подумав, ответила - «Я люблю Хосе, и если он согласен примкнуть к беглецам, то она последует за ним».
У Хосе от такого её ответа, даже глаза засветились от счастья.
Затем, Мигель спросил её, а сможет ли она жить в бедности, без той роскоши, к которой она привыкла, без слуг, вдали от матери и родных?
Девушка, немного подумав, ответила, что, конечно, она будет грустить без матери, но без Хосе она не представляет себе жизни.
Таким образом, выяснив всё до конца, Командор приказал готовиться к побегу.
Со следующего дня вся команда, незаметно, в тайне от обслуживающего персонала занялась приготовлениями.
Нужно было торопиться, ведь их в любой момент могли лишить воздухолёта, а без него они не смогли бы осуществить свой план. Слишком уж велико было расстояние от охотничьего домика до военного космодрома: надо пересечь две широкие, глубоководные реки; затем, пересечь совершенно открытое пространство пампас - ещё одно непреодолимое препятствие. Так что, хочешь, не хочешь, а без воздухолёта им было не обойтись.
Когда все приготовления к побегу были закончены, осталось лишь дождаться тёмного, безлунного времени суток.
* * *
Наступил решительный, для беглецов час. Хуанита подлила в питьё прислуге и водителю воздухолёта снотворное, приготовленное ею из лекарств, найденных в домашней аптечке. Дождавшись, когда они крепко уснут, земляне, с трудом разместившись в воздухолёте, под покровом темноты вылетели со двора.
Ночь была настолько тёмной, что просека, по которой они летели, была еле видна. Лишь звёзды, густо высыпавшие в ночном небе, освещали им путь.
Включать прожектор они поостереглись - мало ли кто окажется на пути.
Осторожно переправились через одну реку, затем через другую. Начался самый опасный участок пути - пампасы.
Ни одного деревца, ни одной горки, чтобы за ними укрыться: ровная, как стол, поверхность пампас, несмотря на тёмную ночь, далеко просматривалась.
Беглецы, несколько раз обернувшись назад, убедились, погони за ними пока не было.