Только миссис Хип никуда не торопилась. Она не спеша прошла в концертный зал Дворца Всемирного Совета, чтобы поиграть, как обычно, на находившемся там органе. Появились техники, они должны были обеспечить трансляцию ее игры через радиоцентры мира, которые этого пожелают. Желали все. Миссис Хип была также и Главной Покровительницей Музыки для всей земли, и у нее было право запрещать любую музыку, которая покажется ей неблагозвучной или возбуждающей. Она требовала, чтобы музыка и пение были красивые, мелодичные и чтобы они воспитывали в слушателях послушание и умиротворенность.
Секретарь агентства новостей попросила миссис Хип, прежде чем та начнет играть, дать ей интервью. Та кивнула.
— Скажите вашим слушателям, — заговорила миссис Хип, — что появление мальчика — одно из самых важных событий в новейшей истории человечества.
Говоря, миссис Хип настраивала телевизионный приемник, которым пользовалась только она. На экран вплыло лицо ее помощницы.
— Дайте крышу, ту часть ее, где держат мальчика, — распорядилась миссис Хип.
На экране появилось лицо мальчика, заплаканное и грязное, но все такое же упрямое.
— Только взгляните на него, — продолжала миссис Хип, обращаясь к секретарю агентства новостей. По его лицу ясно видно, что люди произошли от животных. Мы перед выбором: или вернуться к своевольному, агрессивному человечеству, управляемому мужчинами, то есть назад к животным, или идти вперед, к человечеству благородному и чистому, управляемому женщинами…
Про себя секретарь агентства новостей отметила. что миссис Хип говорит гладко, но без воодушевления, и с отсутствующим видом следит, не отрывая глаз от экрана, за каждым движением мальчика. Сперва тот сидел опустив голову, но потом задвигался и начал внимательно оглядывать все вокруг. Его держали в довольно большой, открытой сверху клетке на краю крыши небоскреба Дворца Всемирного Совета Стариц; внутри клетки искусственные деревья имитировали тропический лес. Для мальчика явно попытались создать подобие привычной ему среды. Вот он поднялся на ноги, потом схватился за металлические прутья решетки и смерил взглядом расстояние до ее верхнего края. Уж не задумал ли он бежать? Никакой охраны видно не было. Мальчик полез по решетке вверх. Секретарь агентства новостей взглянула на миссис Хип; та говорила теперь о долге человечества, по-прежнему наблюдая за мальчиком.
— Неужели он убежит? — спросила, набравшись духу, секретарь агентства новостей.
— Нет, он не убежит, — шепотом ответила миссис Хип и продолжала говорить.
Ловкими движениями мальчик карабкался все выше. Движения и в самом деле напоминали обезьяньи, и, как и у обезьяны, от высоты у него не кружилась голова, хотя по ту сторону решетки была пропасть. Смуглое тело поднималось все выше, и было видно, как под шелковистой кожей движутся мышцы. Теперь глаза его сияли радостью, их взгляд ни на миг не отрывался от верхней перекладины. Он уже явно представлял себя свободным.
— …сознания своей ответственности, — говорила миссис Хип, — своего высокого предназначения. Мы всего лишь выполним свой долг. Правильно это или нет, но мы…
Мальчик уже сидел на верхней перекладине и, широко улыбаясь, смотрел вниз. Там, внизу, простирался огромный город, столица Земли. Улыбка исчезла, ее сменило на лице мальчика выражение растерянности… он оторвал от перекладины руку…
— Осторожно! — вырвалось у секретаря агентства новостей.
Крепко обхватив рукой угловой столб клетки, мальчик поднялся на ноги. Пылающим взглядом посмотрел вправо, влево, замахал рукой пролетающему мимо вертолету, а когда увидел, что тот удаляется, погрозил ему кулаком. Миссис Хип повернула верньер телеприемника, и на экране опять появилось лицо помощницы.
— Действуйте как мы договорились, — сказала ей миссис Хип.
На экране снова показался мальчик, он подпрыгивал радостно, держась за столб, и что-то кричал:
к крыше приближался большой пассажирский вертолет. Яркая вспышка; мальчик замер и стал сгибаться, медленно-медленно — и, согнувшийся, упал в пропасть…
Миссис Хип ничего не сказала, не изменилось и выражение ее лица. Она выключила телеприемник и
пошла к органу, у которого ее нетерпеливо ждали техники.
Величественными движениями она сняла с пальцев кольца и растерла запястья.
— Играю "Fur Elise", замечательную, бессмертную пьесу, написанную в девятнадцатом веке Бетховеном, — объявила она.