– Но ты пришла с неба.
«Это дерево очень высокое. Оно дотрагивается до мира духов. Я хочу его».
Они смотрели друг другу в глаза.
Сколько минут Озиома стояла там, глядя в душу этого чудовища? Все еще падали теплые капли дождя.
Краем глаза Озиома видела людей. Как долго они еще смогут не двигаться?
«Ты больше похожа на меня, чем на них. Отойди. Дай мне расправиться с ними, когда они зашевелятся».
– Я буду драться с тобой, – твердо сказала Озиома.
Но чем дольше они смотрели друг на друга, тем сильнее Озиома чувствовала, как ускользают от нее мужество и силы.
«У тебя нет яда».
– У меня есть руки.
«Это будет очень короткий бой, дитя».
– Я не дитя, – сердито сказала она, внезапно почувствовав прилив решимости. – Мне двенадцать лет, и мой папа умер.
Змея медленно подобралась ближе, ее безгубая пасть теперь касалась лица Озиомы. Даже под теплым дождем ее кожа казалась сухой и прохладной.
«Если даже не дитя – ты всего лишь слабый человек!»
Змея резко толкнула девочку, и та невольно подалась назад, скользя ногами по хлюпающей грязи. Тварь была плотной и тяжелой, она была миллионом фунтов мощных мышц, прицепленных к небу.
Вся сила вытекла из Озиомы, словно вода из разбитой посуды. Она нарушила их визуальный контакт. Она проиграла. Ей конец. Им всем конец.
Озиома уже вдавила пятку в грязь, готовясь бежать.
Дождь заканчивался.
Озиома глянула на небо – ливень превратился в легкую изморось. Вдруг облака над деревом разошлись – и даже змея посмотрела наверх. Люди, стоявшие в оцепенении уже много минут, воспользовались шансом на спасение. Некоторые спрятались за деревьями, другие за домами и ближайшими кустами.
К тому времени вокруг собралось много горожан, они наблюдали за происходящим со смесью любопытства и ужаса.
Только Озиома оставалась на том же месте, глядя, как и змея, наверх, в просвет между облаками.
Что-то двигалось сквозь дождь по спирали, словно рыбка сквозь коралл.
У «рыбки» было тело змеи, сильный женственный торс и обычное лицо рыночной торговки.
Озиома упала на колени, широко открыв рот, а несколько людей ахнули, они показывали пальцами и кричали имя приближавшейся богини.
– Айдо-Хведо! Это Айдо-Хведо!
– О господи, Озиома рассердила богиню!
Дождь закончился, и вокруг Айдо-Хведо засияла радуга. Облака поспешно разбежались, как псы, при ее приближении. Радуга выросла и стала аркой над деревом.
Богиня подлетела к цепи, взяла ее одной рукой и пустила по ней волну до самого верха дерева. Она обернула свое зелено-коричневое тело вокруг одной из самых тоненьких веточек и выгнулась в сторону, чтобы получше разглядеть Озиому. Ее верхняя темно-коричневая половина туловища двигалась со змеиной мощью и уверенностью, а большая грудь перекатывалась как волны океана.
– Это хорошее дерево, – сказала она глубоким голосом, который наверняка донесся до всех людей в округе, прятавшихся, наблюдавших и слушавших. Она посмотрела на чудовищную змею – и та немедленно вернулась на дерево и начала подниматься.
Озиома облегченно выдохнула и медленно встала.
Поравнявшись с Айдо-Хведо, тварь нагнулась поближе и заговорила с богиней. Озиома слышала ее шепот, но была слишком далеко, чтобы разобрать слова.
Змея замолчала и уставилась на Озиому.
– Озиома Угочикву Мбагву, ты знаешь, кто это? – спросила Айдо-Хведо.
– Нет, – сказала Озиома.
– Это Экемини, и он из моего народа, – рассмеялась богиня, и радуга в небе увеличилась, заливая все вокруг медово-золотым, мандариновым, нежно-розовым, морским голубым и древесно-зеленым. – А мой народ могуществен и порядком… непредсказуем. Ты знаешь, как тебе повезло, что ты еще жива?
– Я не хотела, чтобы он убил кого-то еще, – сказала Озиома, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже. Она махнула в сторону человека, лежащего на земле, – он уже не шевелился. Озиома так и не разглядела его лица, но это было не важно: в городке не было ни одного человека, которого она бы не знала и который бы не знал ее.
Богиня ничего не сказала, оценивающе глядя на Озиому. Озиома стояла прямо. Она только что десять минут смотрела в глаза смерти. Даже богиня понимала это. Озиома сама себя чувствовала богиней. Что такое смерть?
Озиома твердо встретила взгляд богини, но из уважения опустила глаза. Отец учил ее, что она должна всегда, всегда, всегда уважать старших. А кто может быть старше богини?
– Он говорит, что ты произвела на него впечатление, – сказала Айдо-Хведо.
«Он выбрал забавный способ это продемонстрировать, – подумала девочка. – Разве он не собирался меня убить?!»
Но, разумеется, она не произнесла этого вслух. Лучше было не говорить богине, что она думала о твари, только что убившей одного из ее соплеменников.
Озиома все еще почтительно смотрела в землю, как вдруг что-то упало в грязь перед ней. Она невольно охнула, нагнулась, подняла это и вымыла в ближайшей луже. И поднесла к глазам.
Кусок чистого золота в форме дождевой капли. В свете божественной радуги он светился. Еще один слиток упал, потом еще. Ни один не попал в Озиому, не ударил ее, а тело погибшего, лежащего на земле, усыпали сотни маленьких золотых капель.
Богиня взмыла вверх по огромной железной цепи прежде, чем прекратился дождь из чистого золота.
К этому моменту люди бегали вокруг Озиомы, собирая щедрые дары Айдо-Хведо в карманы и изредка касаясь плеча Озиомы. Уважение, благоговение, просьба о прощении и понимание – все это содержали в себе их бессловесные прикосновения.
Озиома тоже собрала свою часть золотых капель, когда убедилась, что змея и богиня исчезли.
В следующие семьдесят пять лет в Агуатауне не было ни одного случая нападения змей на человека. До тех пор пока маленький мальчик по имени Нвокеджи, говоривший с орлами, не искусил судьбу.
Но это уже совсем другая история.
Нил Гейман
Жар-птица
Пер. А. Аракелова
Я впервые встретил подобную птицу в работах Э. Несбит. Эту историю (в стиле выдающегося американского писателя Р. А. Лафферти) я написал на 18-летие моей дочери Холли. Надеюсь, тебе понравится.
Светляки, рыбы-дельфины, запеченные бока единорога… Члены Эпикурейского клуба пробовали все на свете. Или не все?..
Ребята в Эпикурейском клубе состояли тогда бедовые и небедные. И погулять не дураки. Было их пятеро:
Огастес ДваПера Маккой, человек-гора – габаритами с троих, евший за четверых, пивший за пятерых. Прадед его основал Эпикурейский клуб на деньги от тонтины [2], в которой постарался забрать все – традиционным способом.
Профессор Мандалай, нервный коротышка, серый, как призрак (может, он и был призрак: в мире случались вещи и постраннее), который пил только воду и ел кукольные порции с тарелок не больше блюдечка. Впрочем, гурман – не обязательно обжора, а Мандалай постигал самую суть всякого блюда, что перед ним ставили.
Вирджиния Бут, ресторанный критик, некогда писаная красавица, которая ныне превратилась в роскошную величественную развалину и своей разваленностью упивалась.
Джеки Ньюхаус, потомок (сомнительным манером) великого любовника, гурмана, скрипача и дуэлянта Джакомо Казановы. Как и его знаменитый родственник, Джеки Ньюхаус разбил немало сердец и отведал немало деликатесов.
И наконец, Зебедия Т. Кроукоростл, единственный эпикуреец-банкрот: он вваливался на собрания клуба с бутылкой дешевого пойла в бумажном пакете, небритый, без шляпы и без пальто, а зачастую не то чтобы даже в рубашке, но ел с аппетитом, которого хватило бы с лихвой на всех.
Слово взял Огастес ДваПера Маккой.
– Мы перепробовали уже все, что можно, – сказал Огастес ДваПера Маккой, и в голосе его сквозили печаль и горечь. – Отведали мясо стервятников, ели кротов и крыланов.
2
Тонтина – система группового взаимного страхования: по смерти одного из членов группы его рента делится между оставшимися, пока не останется последний, которому достается все.