– Так и быть, – ответил Грифон, – я вижу, ты человек рассудительный. Я устал и посплю здесь, на мягкой траве, а заодно остужу хвост в ручейке, который течет неподалеку. Когда я злюсь или волнуюсь, кончик моего хвоста раскаляется докрасна, и сейчас он нагрелся довольно сильно. Можешь удалиться, но смотри, обязательно приходи завтра утром и покажи мне дорогу к церкви.
Младший Каноник радостно откланялся и поспешил в город. У входа в церковь он встретил толпу горожан, которым не терпелось узнать, чем закончилась встреча с Грифоном. Когда люди поняли, что зверь прилетел не для того, чтобы опустошить и разрушить город, а всего лишь посмотреть на свой каменный портрет на фасаде церкви, то не испытали ни благодарности, ни чувства облегчения – напротив, накинулись на Младшего Каноника с упреками: мол, зачем согласился привести чудовище в город?
– Что же я мог сделать? – воскликнул молодой священник. – Если бы я отказался его привести, он прилетел бы сам и, возможно, поджег бы город своим докрасна раскаленным хвостом.
И все же люди остались очень недовольны и предлагали множество планов, как не пустить Грифона в город. Некоторые старики призывали молодых парней пойти на луг и убить Грифона, но молодежь встретила эту неразумную идею насмешками. Тут кто-то сказал, что хорошо бы разбить каменное изваяние, чтобы Грифону незачем было идти в город. Это предложение было встречено столь благосклонно, что многие сразу же побежали за молотками, зубилами и ломами, намереваясь сбросить каменного грифона на землю и разбить на части. Но Младший Каноник всеми силами воспротивился этому замыслу. Он убеждал народ, что этот поступок безмерно разозлит Грифона, ибо от зверя будет невозможно скрыть, что за ночь его портрет уничтожили. Однако люди твердо вознамерились разбить каменного грифона, и Младший Каноник понял: ему остается только сторожить статую и защищать ее. Всю ночь он ходил туда и обратно вдоль церковных дверей и отгонял мужчин с лестницами, которые пытались взобраться наверх, к огромному каменному грифону. Прошел не один час, прежде чем горожане вынуждены были прекратить свои попытки и разошлись по домам спать. Младший Каноник пробыл на дежурстве до восхода, а затем поспешил на луг, где оставил Грифона.
Чудище только что проснулось. Увидев священника, оно поднялось, встряхнулось и сказало, что готово идти в город. И Младший Каноник пошел назад пешком, а Грифон неспешно полетел по воздуху, держась невысоко над головой проводника. На улицах не было видно ни души, и они вдвоем проследовали прямо к церкви, где Младший Каноник показал гостю каменного грифона на фасаде.
Живой Грифон улегся на маленькой площади перед церковью и очень серьезно уставился на свое изваяние. Он смотрел на него очень долго. Склонял голову то в одну сторону, то в другую, зажмурил правый глаз и посмотрел левым, а потом зажмурил левый и стал смотреть правым. Затем немного сдвинулся в одну сторону и снова принялся созерцать статую, после чего переместился в другую сторону. Спустя некоторое время он сказал Младшему Канонику, который все это время стоял рядом, никуда не отлучаясь:
– Сходство, должно быть, идеальное! Эта широкая переносица, этот высокий лоб, эти массивные челюсти! Я чувствую, что статуя должна походить на меня. Если и можно найти в ней какой-то изъян, то разве что шея – как будто затекла немного. Но это мелочь. Восхитительный портрет, просто восхитительный!
Все утро и весь день до вечера Грифон сидел и смотрел на свое изображение. Младший Каноник боялся отойти и оставить его одного. Он лелеял надежду, что скоро Грифон пресытится и улетит к себе домой. Но к вечеру бедный молодой человек совершенно выдохся, ему было просто необходимо утолить голод и поспать. Он откровенно признался в этом Грифону и спросил, не хочет ли тот поужинать. Младший Каноник задал этот вопрос, так как счел, что этого требует вежливость, но, едва договорив фразу, оцепенел от ужаса: что, если чудище потребует полдюжины младенцев или какое-то подобное соблазнительное лакомство?
– О нет, – ответил Грифон. – Между Равноденствиями я никогда не ем. В дни весеннего и осеннего Равноденствия я устраиваю себе сытную трапезу, и ее хватает на полгода. Я неукоснительно следую своим привычкам и считаю, что несвоевременные перекусы вредят здоровью. Но если ты нуждаешься в пище, иди и добудь ее, а я вернусь на мягкую траву, где ночевал вчера, и снова посплю.
На следующий день Грифон снова прилетел на маленькую площадь перед церковью и остался там до вечера, неотрывно созерцая каменного грифона над дверями. Младший Каноник один-два раза выходил его проведать, и Грифон, по-видимому, очень этому радовался. Но молодой священник не мог долго оставаться на площади, так как должен был выполнять свои многочисленные обязанности. Никто из горожан не входил в церковь, но домой к Младшему Канонику народ валом валил: все беспокоились о том, сколько еще Грифон собирается оставаться в городе.
– Не знаю, – отвечал священник, – но думаю, что он вскоре пресытится разглядыванием своего каменного портрета и улетит.
Однако Грифон никуда не собирался. Каждый день он по утрам прилетал к церкви, но постепенно перестал оставаться там до самого вечера. Похоже, Младший Каноник ему очень полюбился: Грифон следовал за ним по пятам, когда тот занимался всевозможными делами сообразно своему призванию. Грифон дожидался священника у боковой двери церкви, ибо Младший Каноник ежедневно проводил утреннюю и вечернюю службу, не считаясь с тем, что в церковь теперь никто не ходил. «Если кто-то все-таки придет, – говорил себе священник, – он должен найти меня на посту». Когда молодой человек выходил из церкви, Грифон сопровождал его в дома бедняков и больных, а также часто заглядывал в окна школы, где Младший Каноник занимался со своими сложными учениками. Все остальные школы в городе закрылись, но учеников Младшего Каноника родители спроваживали в школу: дети были такие непослушные, что независимо от появления в городе Грифона родители не стерпели бы их присутствия дома целый день. Но, надо признать, даже эти сорванцы обычно становились паиньками, если гигантское чудище, усевшись на свой хвост, заглядывало в окна класса.
Когда горожане смекнули, что Грифон, судя по всему, не собирается никуда улетать, все, кто мог, уехали. Каноники и высшее духовенство сбежали в первый же день визита Грифона, оставив церковь на Младшего Каноника и нескольких служек, которые отпирали двери и подметали пол. Все граждане, которым это было по карману, заперли свои дома и отбыли в дальние края, в городе же остались только рабочие да нищие. Спустя несколько дней оставшимся жителям пришлось выйти наружу и заняться своими делами, иначе они умерли бы с голоду. Они начали постепенно привыкать к присутствию Грифона – прослышав, что между Равноденствиями он ничего не ест, горожане боялись уже не так сильно, как раньше. А Грифон день ото дня все больше привязывался к Младшему Канонику, много времени проводил подле него и часто ночевал у домика, где в одиночестве жил молодой священник. Это странное товарищество часто обременяло Младшего Каноника, но с другой стороны, он не мог отрицать, что извлекает из их общения много пользы и приобретает много знаний. Грифон прожил несколько сот лет, многое повидал и рассказал Младшему Канонику немало чудесного.
«Все равно что читать старинную книгу, – думал молодой священник. – Но сколько книг пришлось бы мне осилить, прежде чем я узнал бы все, что поведал мне Грифон о земле, воздухе и воде, о минералах и металлах, о растениях, обо всех чудесах света!»
Лето шло, и постепенно приближалась осень. Горожане снова всерьез забеспокоились.
– Недолго осталось, – говорили они, – до осеннего Равноденствия, и тогда чудищу захочется есть. Оно, наверное, страшно проголодалось, так как после последней трапезы много путешествовало. Оно сожрет наших детей. Сожрет их всех, это уж как пить дать. Что нам делать?
На этот вопрос никто не знал ответа, но все согласились: нельзя допустить, чтобы Грифон прожил в городе до ближайшего Равноденствия. Обсудив все хорошенько, люди целой толпой отправились к Младшему Канонику, улучив момент, когда Грифона с ним не было.