— Гаси, ребята! — приказал пузатый милицейский плащ.
Мальчишки послушно растоптали огоньки. Один залез в кузов и высунулся обратно с охапкой палок.
— Ломы не забудь, — сказал пузатый.
— Дверь ломать? — продемонстрировал сообразительность мальчишка.
— Дверь, дверь… — ответ сопроводился добродушным смешком. Пузатый, словно ему стало жарко, расстегнул пуговицу на груди, единственную соединяющую половины плаща, и положил руку на желтую кобуру, висящую на боку. — Трое, ты, ты и ты, останетесь у машины! А вы — вперед! — скомандовал он.
Черт его знает, как я сумел среагировать! На-та шагнула, нет, рванулась из-за моей спины — такой прыжок! Как взлетела! Но я перехватил ее: сгреб одной рукой и другой зажал рот. Она попыталась вырваться, но я держал ее изо всех сил. К счастью, те, что остались у машины, плевать хотели на окружающую действительность: усевшись рядком на бампере, они опять закурили и, казалось, ничего не видели и не слышали.
Не обращая внимания на сопротивление и стараясь не шуметь, я поволок На-ту, прячась за деревьями, вдоль дорожки. Потом, взяв немного влево, чтобы нас не видели от подъезда, перетащил через улицу и, лишь скрывшись за домами, ослабил хватку.
— Трус! Зачем ты помешал мне! Они же бандиты, взломщики! — закричала она.
Я счел за благо снова зажать ей рот.
— Успокойся, — сказал я, заставляя себя говорить ровно. — Помочь мы все равно никому не смогли бы, в лучшем случае получили бы тем ломом по головам. Предупредим по телефону. Чем больше ты будешь дурить, тем позже это случится.
На-та что-то промычала. Посоображав, я понял:
— Телефон возле метро, — пыталась сказать она.
— Вот и отлично, — ответил я, разжимая объятия.
Мы пошли быстро, почти побежали. Я обернулся на ходу: дом за спиной стоял безмолвно, и окна все до единого были темны.
По проспекту Победившей Свободы, как всегда в это время года, гулял ветер. Редкие прохожие жались к стенам. Смешно бывает, когда сталкиваются двое, идущие по стеночке навстречу друг другу. Иногда упираются лоб в лоб, и никто не хочет отворачивать на середину тротуара. Середина тротуара во время обстрела наиболее опасна! Ха-ха! Если не считать обочину!
С На-той по стеночке не походишь. Метро на противоположной стороне, и она понеслась через проспект по диагонали. Я не стал опять ее удерживать и последовал за ней. Идиотизм: мы едва не угодили под единственный на весь проспект автобус. Показалось, я заметил изумленные глаза водителя.
Телефон под пластиковым козырьком висел на столбе у входа в метро. О, это знаменитый телефон! Когда не существовало ни метрополийцев, ни инородцев и по улицам можно было ходить без всяких мораториев, я болтал с его помощью со своими симпатиями, потому что стеснялся говорить из дому при родителях. Впрочем, знаменит он не этим, а тем, что уцелел несмотря на все передряги. Уже года три, как аппараты устанавливают в бетонных будках, и те живут не дольше трех-четырех месяцев, в смысле — и будки, и аппараты, а этому, под обычным дометрополийским козырьком, хоть бы хны.
На-ту я заставил спуститься в метро и ждать меня внизу. Она попробовала спорить, но за домами щелкнул пистолетный выстрел, и я, рискуя привлечь к нам внимание, заорал, что в противном случае мне придется думать о ее безопасности, а не о том, как дозвониться. Аргумент еще тот, но женская логика действует подобно пуле со смещенным центром тяжести: по входному отверстию невозможно определить, где будет выходное. Правда, очень может быть, что женская логика ни при чем — просто На-та не захотела тратиться на бесполезные препирательства.
Телефон гудел весело-молодо, номер набрался с первого захода, но пришлось ждать, пока поднимут трубку.
— Слушаю, — сказали на том конце, и я узнал голос Орлосла.
— П. Б., у вас все спокойно?
— У нас… да.
Я почувствовал себя почти счастливым. Подсознательно я надеялся на чудо, и оно случилось!
— Ну, слава Богу! А то мы…
— Подождите! — не дослушав, перебил меня Орлосел и стал с кем-то разговаривать; слов было не разобрать. — Возвращайтесь домой, — сказал он в трубку.
— А У. Ю.?
— С ним нормально… все.
Господи!.. Он ничего такого не сказал, но я вдруг начал понимать, в чем дело.
— П. Б., скажите, в квартире чужие? Только да или нет!
— Да… то есть нет. Все хорошо. Все чужие мы тут. Кроме вас хозяев нет… тут.