— Позовите Шу-цу, пожалуйста.
— Шу-цу просит, — сказал Орлосел в сторону.
Расчет был прост: Шу-цу не из тех, кого можно превратить в подсадную утку. Я все еще на что-то надеялся.
— Шу-цу не может подойти.
— Тогда Г. А-ого или Л. Э.
— Сейчас.
Последовала длинная-длинная пауза, а может быть, длинной такой она показалась мне. Я представил, как пузатый милицейский плащ внушает Орлослу, что тот должен говорить мне. Нет, ребята, меня вам не заманить. Ломы не забудь!.. Это не КМБ, не Эн-два-О, не боевики из тех, что по идейным соображениям палят друг в друга сутки напролет. Это хуже, это шакалы от метрополизма. В средневековье полагали, что черви родятся из гнили, и в чем-то не ошибались; так вот, это черви метрополийской гнили. До сего дня они не высовывались, все больше промышляли по темным углам, и вот — выползли в открытую. Что-то сломалось в метрополийской машине…
— Сейчас, сейчас Г. А-й подойдет, — сказал Орлосел. — Передаю трубочку.
— Привет, — роняет деревянно Г. А-й.
И тут — крики, звон стекла, шум какой-то и Г. А-й кричит, срывая голос:
— Не приходи, здесь шакалы! Не приходи!..
И совершенная тишина, сколько не надрывался я:
— Алло, алло!
Шакалы! Он сказал: шакалы! Он тоже назвал их так: шакалы, шакалы, шакалы!
Я увидел себя со стороны: стою и бормочу. Негоже распускаться.
Не было никакого желания спускаться в бункер метро. Когда-то здесь стоял павильон с зеркальными стеклами, напоминавший, если смотреть сверху, с фуникулера, изогнутый платановый лист. От него остались элементы крыши, бульдозер взгромоздил их в кучу, и они надежно прикрывают спуск в бункер со стороны проспекта. Я смотрел на эти живописные развалины и думал, что делать дальше. По всему выходило, что самое умное — стоять на месте до второго пришествия. Деваться было некуда.
Но до второго пришествия я не достоял, потому что на проспект вывалился клубок юнцов, точь-в-точь таких же, что мы видели у моего подъезда. В центре клубка вертелся, отбиваясь руками и ногами, высокий полный человек. Так, наверное, выглядит медвежья охота. Клубок медленно двигался ко мне, и я понял: полный человек пробивается к метро. А что в метро? Муниципальная милиция? Да уж, эти защитят!
Я побоялся, что клубок закатится между спуском и мною, и поспешил к бункеру, но нет: свора загнала медведя на проезжую часть и там повалила, в тусклом свете замелькали палки. В другое время патруль Эн-два-О вырос бы как из-под земли, но эндваошники исчезли куда-то. Да, исчезли куда-то — Г. А-й это тоже отметил. Интересно, что делает Г. З. К.?
На-та томилась у эскалатора. Спустись я на секунду позже, она отправилась бы мне навстречу.
— С У. Ю. все нормально! — бодрее произнести это и шире улыбнуться я, кажется, не мог. — Он сам позвонил из дому.
— Ребятам?
— Ну да, ребятам, не мне же! Те люди наврали его жене. Обыкновенные грабители.
— А те, которые к твоему дому подъехали?
— Они уехали, и вообще ложная тревога. У нашего с тобой страха глаза велики.
— Так мы возвращаемся?
— Ребята расходиться решили. Возле Дома Руководства стреляют не каждый день. В такое время лучше быть поближе к семьям, мало ли что. Я провожу тебя.
— Я сама доберусь, ты иди.
Идти — это хорошо. Вопрос: куда идти? В парк на скамеечку или прямо к границе Метрополии? Легко сказать: срочно уезжай из города…
— Ты чего? — удивленно спросила На-та.
— А что?
— Показалось, шепчешь что-то.
— Да нет! Расставаться не хочется. Давай я все-таки тебя провожу. Прогуляюсь заодно. А ты в качестве компенсации напоишь меня чаем. Напоишь?
— Напою.
Поезда долго не было, но против ожидания он пришел полупустой. Двери захлопнулись, и по трансляции объявили: «Станцию „Площадь Независимости“ поезд проследует без остановки». Народ в вагоне угрюмо молчал.
— Молодец, что меня тогда задержал, — сказала На-та.
— Когда? — машинально откликнулся я, думая о другом.
— У подъезда. Это со мной бывает.
— Что бывает?
— Ну… Я ведь летаю.
— В смысле — как?
— Обыкновенно. Взлетаю и лечу.
— Горний дух и это… шестикрылый серафим.
— Горний дух, пожалуй. Только я и в самом деле летаю. Это помимо меня происходит, я уже в воздухе себя осознаю. Представляешь, сидят ребята и вдруг открывается окно, спадают тряпки и на подоконнике появляюсь я. Атас, мальчики, метрополийцы идут! Ой! — Она хлопнула себя по колену. — Жилет Аинькин! Тяжелый, между прочим. Как он его все время таскает?!
— Завтра отдашь.