– Да, это объяснение, – согласился я. – Как я понимаю, ты его тоже разглядеть не смог?
– Четко – нет. Нечто расплывчатое. Гуманоид. Две ноги, две руки и голова, закрытая маскировкой.
Я почесал в затылке.
Негусто, а время уходит. Сколько его осталось? Полчаса, час, полтора?
Почему бы не подбить бабки для начала? Что мы имеем в сухом остатке? Гуманоида, умного, все просчитавшего любителя, судя по тому, как он появился, – многомера. Если некое существо ходит как утка, крякает, и у него плоский клюв, это – утка. Теперь осталось лишь определить, кто это из находящихся на борту, а потом сообразить, как его вывести на чистую воду.
– У тебя есть хоть какое-то объяснение? – наседал корабль.
– Есть смутные подозрения, – честно ответил я, – но из них шубу не сошьешь.
– Шубу? – спросил корабль. – Что это такое?
– Долго объяснять, – буркнул я. – А время – на вес золота.
– Вы научились измерять время с помощью веса металла?
Ну как тут можно работать?
Я снова взглянул на несчастного Бродигана и покачал головой.
Бедняга. Наверняка он сейчас чувствует себя умирающим от смертельной болезни.
Правильно истолковав мой жалостливый взгляд, тот гордо вскинул голову. Получилось это у него не очень естественно, но он справился.
Ну да, стойкий оловянный солдатик. Я – помню.
– Все вернется, – стараясь говорить уверенно, промолвил Бродиган. – Сообразительность и могучая память, скорость передвижений. Они, я тебе уже говорил, зависят от количества тел.
Мне было известно, что симбионт мой сработать не мог, но время замедлило бег, и в полной, душной тишине, чувствуя, как стынут секунды, понимая, что до догадки, способной все объяснить, осталось совсем немного, я спросил:
– А что, если ты восстановишь, к примеру, на одну четверть больше? Увеличится ли от этого твоя сообразительность?
– Не увеличится, – ответил тот. – Поэтому лишним телом обзаводиться нет смысла. Сообразительность, ум – это штука, которую так просто не приобретешь. Ее надо долго тренировать. И память не добавится. Проверено. Никто подобными вещами и не балуется.
– Значит, нет смысла? – уточнил я.
– Почти никакого, – ответил Бродиган, – а стоит очень дорого.
И этого было достаточно, поскольку синтез завершился.
– Ну хорошо, – пробормотал я, выбираясь из кресла. – Думается мне, кое-какие мысли у меня появились, и, кажется, я знаю, как это безобразие прекратить. Корабль, ты меня слышишь?
– Конечно, – ответил корабль.
– Немедленно сделаешь вот что…
– У вас парадоксальное мышление, – сказал я. – Вы правильно рассчитали, что там, где это наиболее очевидно, искать не станут. Кто рискнет заподозрить политика? Верно?
– Никто не заподозрит, – подтвердил Шибукай. – А остальные ваши слова я считаю бредом. Не верю, что вы отважитесь меня обвинить.
– Рискну, – сообщил я. – У меня есть доказательства.
– Какие?
Он недоверчиво приподнял одну бровь.
– Они скоро появятся. Достаточно лишь заставить вас показать запястье и сосчитать находящиеся на нем точки.
Политик смешно фыркнул носом.
– С этим справится даже самый дешевый адвокат. И найдутся медики, которые объяснят появление лишнего, пятого пятна изменением внутреннего щелочного баланса во всех четвертях. Очень редкое заболевание. До сих пор ни одного случая не известно. Мой – первый.
По его щеке медленно стекла капелька пота. Словно бы, разговаривая со мной, он еще и делал какую-то физическую работу.
Мне сразу представился человек, который, прижав четыре пальца одной ладони к столу, пятый держит на весу. Десять минут так посидеть – без проблем. А если дольше? Через полчаса находящийся в воздухе палец покажется весом в тонну.
– Понятно, – сказал я, – редкое заболевание… Между прочим, скрывать пятую четверть смысла уже нет. До остановки осталось почти двадцать часов. Нет, не удержите. Корабль, который сейчас за нами наблюдает, все зафиксирует и представит стражам порядка. Поймите, раньше, когда никто и предположить не мог, что у вас есть лишняя четверть, прятать ее было легко, просто вовремя укрыв в четвертом измерении или замаскировав, изменив с помощью макияжа внешность. Теперь тайна раскрыта, и вас неизбежно поймают. Неужели устроите ампутацию? Здесь и сейчас не удастся. Показывайте, в общем. Незачем себя так мучить.
Он хмыкнул.
– Вы правы только в одном. Двадцать часов прятать пятую четверть я не смогу. Не хватит сил. Значит, следует передохнуть.
Тут же после этого в каюте стало пять Шибукаев. Появившийся из четвертого измерения ничем не отличался от всех прочих, кроме одежды. На нем был плуканский комбез. Он шагнул к софе, стоявшей у дальней стены, и молча на ней устроился. Две четверти, до того разговаривавшие со мной, синхронно развели руками. Кажется, они извинялись.