Окончив институт, я понял, как был неправ, что пошел на поводу у сиюминутного желания. Позволил романтическим бредням вскружить голову. И теперь стоял перед выбором: пойти в ближайший МакДоналдс мести пол или попытаться переучиться и все равно пойти в МакДоналдс, чтобы заработать денег на учебу? Соня в любом случае расстроится. Ну и что? Чем я сейчас ее обеспечу, если наши отношения зайдут далеко?
Из размышлений меня выдернули звуки скрипки. Я осмотрелся. Вход в Катькин садик облюбовали художники, которые, словно нахохлившиеся воробьи, ежились от дождя и поглядывали с надеждой на прохожих. Редкие люди, сидевшие на стульчиках, вертели головой, пытаясь найти источник звучащей совсем рядом мелодии.
Перейдя через дорогу, я замер возле остановки общественного транспорта вместе с остальными зеваками. Между двумя статуями в нише под окном белого здания стояла худенькая девушка в не по погоде легкой не застегнутой курточке, черных брюках и кроссовках. Полы куртки и светлые волосы играли с ветром, словно пытались попасть в такт музыки. Руки девушки то порхали, словно крылья бабочки, то делали размашистые, немного скованные движения. А лицо… кажется, оно было смутно знакомо.
Классику я не люблю. То, что трогает других, у меня вызывает сонливость. Как-то раз, слушая лунную сонату, я чуть не умер со скуки. Мне больше по душе что-то эстрадное или электронное. В компании Сони мне приходилось скрывать свои пристрастия. Она же словно растворялась в звучании и постоянно таскала меня на концерты, искренне полагая, что я тоже обожаю всю эту муть.
Но то, как играла девушка… Я никогда не слышал ничего подобного. Порой резкие и отталкивающие, звуки окружали меня, завораживали, словно кружащиеся в неведомом танце пчелы. Сырость Невского отступила. Я уносился вдаль, к морю, к ветру, к солнцу. Я летел вместе с четырехкрылыми птицами, я плыл на гребнях волн в обнимку с многоглазыми рыбами и не замечал обходящих и толкающих меня людей.
Очарование нарушилось, когда кто-то обвил меня руками и жарко поцеловал в щеку. Я снова был посреди Невского со своими проблемами и заботами. Рядом стояла Соня и улыбалась.
– Мы же договорились встретится у сада, – укорила она, – еле тебя увидела.
– А… да, привет, – я улыбнулся в ответ, краем уха все еще надеясь подхватить ускользнувшее волшебство, – услышал музыку и хотел посмотреть.
Соня прищурилась и недовольно ответила:
– Музыку говоришь? А мне кажется, ты на Маринку Попову пялишься.
– На кого? – не понял я.
– На Маринку, которая с параллельного курса. И чего она сюда перебралась на своей скрипке пиликать?
Так вот откуда я ее знаю! Теперь я начал припоминать, как видел худенькую нескладную девушку, молчаливую, с жидкими собранными в хвост волосами.
– Почему она играет на скрипке? – невольно спросил я.
– Ну играет и что?
На мой взгляд, иногда Соня слишком увлекалась литературой, подстраивая жизнь под лад «изнеженных барышень» или «тонко чувствующих душой девушек». Могла вдруг обидеться, если я, по ее мнению, не так думал или не туда смотрел.
– Извини, мне просто интересно.
Соня смерила меня взглядом, но решила не портить вечер и соизволила ответить:
– Понятия не имею. Да и какая разница? Пару раз девчонки с нашей группы видели, как Маринка играла деревьям в парке около института. Не удивительно. Кто еще выдержит ее фальшь?
– Почему тогда литература? Пошла бы в музыкальный.
– Пф… кто ж ее возьмет то? Ты что не слышал, как она играет?
Я хотел возразить, но Соня уже вцепилась мне в руку и потащила мимо прохожих, попутно воркуя то о предвкушении концерта, то о новой книге, которую достала.
Сегодня мы шли в Петрикирхе. Билеты, как всегда, достал Сонин отец. Обычно меня мучила совесть. С каждым разом все сильнее впивалась в грудь и твердила о моей несостоятельности и никчемности. Но сегодня я не слышал ни ее, ни Соню. Мы перешли через проспект, миновали думу, прошли дом Зингера, а я все никак не мог забыть чудесную мелодию и тот мир, который увидел на одно мгновение.
– Мы почти пришли, ты хоть слушаешь меня?
– Да, извини, задумался.
– О Марине, небось? – поджала губы Соня.
– Нет, о нашем будущем, – выкрутился я, – может, мне сменить профессию?
– Генри, не начинай, просто пока ты не нашел своего места, но скоро…
Я устало вздохнул. Спорить не хотелось. О нас, о моем месте и об ее дурацком коверканье моего имени на английский манер.
Мы сели на места и зазвучала музыка. Люди поблизости закрывали глаза от восхищения… хотя, возможно, они просто спали? Я прекрасно их понимал. Соня высунула кончик языка и замерла, ловя каждый звук. Флейты, скрипки, виолончель… все это создавало чудовищную какофонию. Обычно, я набирался терпения и ради Сони мучительно улыбался, считая минуты до конца пытки, но сегодня все стало намного хуже. Флейты издавали свинячьи визги, а скрипка стонала несмазанными петлями. Не знаю, как я не закрыл уши.