Вика захныкала.
— Ойно!
— Ах, и это вы знаете! Знаете, что такое больно, — Храпнёва затрясло. — А нам каково здесь — знаете?
Он сдавил плечо девочки сильнее.
— Мы! Ничего! Не можем! Мы — никто, нигде… Неудавшиеся колонисты, команда потерянных людей.
— Ойно-ойно-ойно! — заверещала Вика, вырываясь.
— Разве?
Храпнёв усилил нажим. Плоть потекла сквозь пальцы, будто пластилин. Передавленная, упала под скамейку рука.
— Ядя Сей! Не надо!
Кто-то напрыгнул на него сбоку.
— Да кто тут ещё? — Храпнёв поймал и швырнул маленькую фигурку на землю, чувствуя себя Гулливером среди лилипутов.
— Ай!
Фигурка упала головой на камни могилы. Раздался глухой звук.
— Лисс?
Девочка не шевелилась. Свет Караппы превратил белое в горошек платье в тёмно-синее. Храпнёв похолодел, внезапно осознав, что сотворил нечто страшное. Нет, он совсем не хотел. Но убил. Убил?
— Лисс!
Храпнёв поднялся, но подойти почему-то не смог. Внутри всё сжалось. Вика хныкала, отклонившись от него на боковую перекладину.
— Лисс.
Кто-то толкнул Храпнёва обратно на скамейку, долговязой тенью метнувшись к лежащей девочке.
— Вот ты дурак!
Тень присела на корточки и склонилась над Лисс.
— Я не хотел, — выдавил Храпнёв.
— Ну да!
Человек обхватил голову лежащей девочки ладонями. Возможно, он, как скульптор из глины, наново формировал череп. Храпнёв не видел со спины. Он с замиранием ждал, что получится в итоге. Чувство вины превратило его лицо в жуткую, перекошенную маску.
— Что там? — спросил он.
— Нормально.
Человек не обернулся. Вика, спрыгнув со скамейки, подошла к нему, легла на широкую спину, обняв одной рукой.
— Где ты ручку потеряла? — ласково спросил человек.
— Это я, — хрипло сказал Храпнёв.
— Понятно.
Человек вздохнул, потом неуловимым движением поднял и поставил Лисс на ноги.
— Ну-ка, — он щёлкнул девочку по носу.
Лисс распахнула глаза.
Храпнёву показалось вдруг, что над ней вздулся тёмно-синий прозрачный купол, развернулся в острые крылья, но быстро скомкался и опал под мягкими пассами рук. Впрочем, возможно, это всего лишь проплыла подсвеченная луной дымка.
— Ну, вот, — все так же сидя, человек одернул платьице, повернул к себе голову Лисс левым боком, что-то рассматривая. — Простишь, дядю Алексея?
— Не надо, — сказал Храпнёв.
Но Лисс кивнула.
— Ащу!
— Молодец.
— Ядя Сей.
Храпнёв не знал, как ему реагировать. Когда пятилетнее, шестилетнее существо приблизилось к нему с полными слёз глазами, он просто распахнул руки, и Лисс ткнулась в него.
Как игрушка, у которой кончился завод.
— Ядя Сей.
— Прости.
Храпнёв приподнял и посадил её на колено, осторожно притянул к себе голову, коснулся губами коротких рыжих волос.
— Прости, пожалуйста. Я сорвался.
— Нова добрый? — спросила Лисс, накрыв тёплой ладошкой его щёку.
— Да.
— Незя так — ллой.
— Я знаю, — сказал Храпнёв.
Лисс совсем не дышала, но он подумал, что этому можно научить. Это просто. Это надо дышать рядом. Впереди скрипнули камешки, и Храпнёв поднял глаза.
— Ну, мы пойдём, — сказал человек.
Вика сидела на сгибе его руки и обнимала за шею. В глазах её сияла Караппа.
— Ты всё-таки жив, — сказал Храпнёв.
— Нет, — качнул головой Вальковский, — это, скорее, посмертие, другая форма жизни. Понимаешь, я ни черта не понял. Мы вообще мало что понимаем, да? Мой поступок… Моя смерть — это оттого, что я всё неправильно… Нет, так не объяснить. Мы здесь можем достичь реального бессмертия.
— Ты уверен?
Вальковский кивнул.
Он был чёрный и синий, в чёрных рубашке, брюках и с синим носом, но всё же он был Вальковский. Женька. Не сон.
Или это я его сейчас создал, подумал Храпнёв, прижимая к себе Лисс.
— Понимаешь, в чём дело, — сказал Вальковский, — это простая истина. Всё есть любовь. Лёшка, нас просто пытаются научить этому.
— А мы, типа, тупые.
— А мы дети, Лёшка. Вроде бы взрослые, но ни черта и ни в чём не смыслим. Как ты. Как я. Как Барабанов. И если бы Вика не любила меня, я бы умер на самом деле.
— А дальше? — спросил Храпнёв.
— Не понял, — сказал Вальковский.
— Что дальше? Научимся мы любить, и что? Что там — дальше?
Вальковский улыбнулся.
— Весь космос.
Он повернулся и понёс Вику в синие сумерки, за щиты, прочь от станции, от могилы.
— Весь космос, — эхом повторил Храпнёв, глядя, как мёртвый-не мёртвый Вальковский с Викой медленно исчезают, сходя вниз по насыпи.