В пяти сантиметрах от его судорожно вытянутых пальцев сигарета перекатилась через край трещины, и 45000 литров бензина тут же превратились в пышущий жаром столб пламени.
Взрыв был слышен за двадцать пять километров. Останки Хэджеса, Ламба и автозаправочной станции разбросало на площади десять квадратных километров. Деревья на бульваре остались без веток, а обломки машины Хэджеса пролетели стрелою метров сто и угодили в старушку.
В образовавшейся воронке можно было спрятать шесть двухэтажных автобусов. Впоследствии ее использовали для более практических целей.
Глава шестая
Гроинз Маккензи выбрался из заведения Гринбаума. Он глупо улыбался, глядя по сторонам и горя желанием поделиться с кем-нибудь своим счастьем.
— Эй, малышка, где ты? — позвал он. — Гляди-ка, что принес Дед Мороз!
Ему ответил тротуар. Как ни странно, он говорил голосом Сандры Мартин.
— Вытащи меня, Гроинз! — сказал он. — Вытащи меня отсюда.
Сбитый с толку, Гроинз нагнулся и увидел глядевшую на него из глубокой ямы девушку. Все ее лицо было в синяках и кровоподтеках, а волосы посерели от копоти.
— Что ты там делаешь, Сандра? — спросил Гроинз и протянул ей руки. — Смотри, что я нашел!
— Ты что, чокнулся, Гроинз? — закричала она. — Это же землетрясение! Вытащи меня!
Он будто очнулся и, поднеся руки к глазам, увидел, что они полны драгоценностей. С неожиданной ненавистью он стал срывать их с пальцев. Кольца, звеня, покатились по тротуару. Гроинз лег на тротуар и опустил обе руки в трещину. Схватив Сандру за запястья, он сильно рванул ее на себя.
Нетренированные мышцы напряглись, и Сандра начала медленно высвобождаться. Ее остроконечные туфельки скользнули по стенкам ямы в поисках опоры. Вспотевший Гроинз что-то пробормотал и еще раз рванул. Сандра вылетела из ямы, как пробка из бутылки, и упала на него сверху, тяжело дыша. Гроинз бессильно уронил руки и лег; на его глаза стекали струйки пота.
— Вставай, чертов идиот! — воскликнула Сандра, только поднявшись на ноги. — Вставай и бежим!
Гроинз вытер пот и с трудом встал на колени.
— Там, внизу, легавый, — произнес он.
— Да, я лежала на нем. Он кончается. Ради бога, пошли, Гроинз!
— Но он же не мертвый, дорогуша, — проговорил Гроинз. — Он движется.
Она грязно выругалась.
— Ты, проклятый истеричный идиот! Он легавый. И он видел, как ты грабил магазин этого Гринбаума.
— Он еще жив, — рассудительно заметил тот.
— Пусть помирает! А я спасусь! И черт с тобой!
И она побежала вверх по дороге, прихрамывая. Все еще стоя на коленях, Гроинз покачал головой.
— Жаль, — задумчиво проговорил он. — А была хорошей девочкой.
Фримен застонал. Гроинз опять лег на тротуар и крикнул вниз:
— Эй, фараон! Можешь встать? Фримен открыл глаза и посмотрел вверх.
— Я думаю, — сказал он сквозь стиснутые зубы, — что моя левая нога канула в небытие, но я попробую.
Постанывая, он зашевелился. Ему удалось встать на одно колено. Он протянул вверх руки, и их пальцы коснулись, но они не смогли схватить друг друга за руки.
— Пятнадцать проклятых сантиметров! — разочарованно вымолвил. Гроинз.
Передняя стенка ювелирной лавки запоздало рухнула, как смеется человек, до которого соль анекдота дошла в последнюю очередь.
— Уходи, парень! Это бесполезно. Спасайся сам, — выдохнул Фримен.
— Для начала заткнись, — ответил Гроинз.
В поисках подручных средств и помощи Гроинз огляделся вокруг, но ничего и никого не нашел.
— Но я-то! — покачал он головой. — Забиваю себе голову заботами об истекающем кровью фараоне! Совсем чокнулся.
— Подвинься на кроватке, малый, — сказал он Фримену. — Я спускаюсь вниз.
— Не будь дураком, — ответил тот. — У тебя ничего не выйдет.
— Заткни свою пасть! — и он свесил ноги через край пролома. — Вот и я.
Он прыгнул, и они оказались прижатыми друг к другу в тесной яме.
— Если ты не слишком жирный, — сказал Гроинз, — то я подниму тебя так, что ты сможешь ухватиться за край ямы, а когда ты вылезешь, я выпрямлюсь, и ты меня вытащишь за руки.
Места было мало, но Гроинз медленно, постанывая, поднялся на ноги, на спине у него сидел полицейский. Фримен ухватился пальцами за край и попытался подтянуться. Гроинз сильно толкнул его, и Фримен выкарабкался на поверхность.
— Хватай меня за руки, фараон, — сказал Гроинз, — и побыстрее, это местечко — не кабаре.
Фримен перевернулся на живот и заглянул вниз. От второго удара улицу тряхнуло, и земля, разверзшаяся на какое-то время, вновь закрылась. В нескольких сантиметрах от носа Фримена серым цветом отливал асфальт, твердый, как раньше. И лишь незаметная трещина указывала, что здесь было отверстие.
Тротуар был в пятнах и поблескивал в этом месте. Он заплакал. В первый раз с детства.
Закинув оборудование в машину, Маршалл дал задний ход и, выбравшись из проезда, помчался по главному шоссе, которое вело вниз с холма в сердце Арминстера. Подъезжая к городу, он гнал все быстрее и быстрее, как сумасшедший. От его внимания даже ускользнул тот факт, что он был один на шоссе. Не доезжая километра до Арминстера, он свернул с шоссе и выехал на специальную площадку для обзора.
Выпрыгнув из машины, Маршалл проигнорировал небольшую кучку людей, толпившихся у перил и о чем-то переговаривавшихся. Он подошел к краю. Его камера должна была запечатлеть это зрелище для потомства.
Солнце зашло, но над разрушенным городом быстро поднималась полная луна. В дюжине мест горели здания, набрасывая на все оранжево-красную паутину, придававшую жуткий вид картине. «Имперская Башня», выглядевшая с этого расстояния при таком освещении почти нетронутой, все еще парила над водами залива. Там и тут, как заметил Маршалл, виднелись здания контор и другие строения, которые, то ли из-за более основательной постройки, то ли по причуде случая, были не тронуты землетрясением. Все остальное лежало в развалинах. Часть холма, расположенная ниже виллы мэра, рухнула на находящиеся у его подножия постройки. Старый Город выглядел как бойня. На глазах Маршалла другая часть скалы отделилась от берега и обвалилась в море.
Внизу показались несколько групп уцелевших. Все шли пешком. Медленно поднимались они наверх, шатаясь, как пьяные. Маршалл сфотографировал их. На лицах этих людей отражалась внутренняя опустошенность. Мужчины, женщины и дети, грязные и запыленные, в большинстве своем раненые, как привидения, карабкались на холм. Другие даже не пытались спасаться. Маршалл увидел женщину, сидевшую на земле и схватившуюся руками за голову. Она даже не плакала. Посреди дороги стояла, подбоченясь, девушка, откинув назад голову так, как будто она смеялась. Повсюду виднелись фигуры, роющиеся в обломках.
От второго удара Маршалл покачнулся, но продолжал наблюдение. Взгляд его упал на море, и он издал страшный вопль.
Море медленно отступало от берега. Оно уходило неторопливо, как в замедленной съемке, оставляя после себя обнаженное дно. Стоявшие на рейде яхты завалились на бок, когда их кили врезались в землю. Маршаллу показалось, что он увидел неистово бегущих людей и услышал их крики.
Море отошло на сто, двести, триста метров. И пошло обратно, сначала медленно, почти лениво, как хищник, выбирающий позицию, чтобы прыгнуть на свою жертву. Его скорость росла, объем воды увеличивался. К городу море подошло пятнадцатиметровой стеной, тысячами и тысячами тонн воды, страшной, все сокрушающей силой. На рейде море подхватило беспомощные суда, сорвало их с якорей и понесло их, как за пазухой, над набережной. Промчавшись над низиной, волна врезалась в стену «Золотого Льва». Она загасила пламя, убившее Гейл и Лили Хэйнес, и с ревом и гулом потушила пожар, разгоравшийся на месте автозаправочной станции. На поверхности вала неслись бревна, кирпичи и камни, как будто в нем ничто не могло утонуть. Как жадная рука, он поднимался все выше и выше и, наконец, остановился — и отхлынул. Отступая, море оставляло тяжелые предметы: прогулочное судно на разбитой крыше магазина подарков; шлюпку в ветвях дерева; пятнадцатиметровую рыбацкую шхуну посреди Главного бульвара, напротив здания почты. Оно оставляло кирпичи и камни; деревья и валуны оно одело слоем дурно пахнущей тины. Более Легкие предметы море унесло с собой: в основном обломки мебели, выхваченные из-под руин, занавески, одежду, обувь — и людей. Оно унесло многих, и не все они были мертвы, когда нахлынула вода.