— Не мои, а ваши, — уточнил зелёный.
— Так уж и наши? — с недоверием посмотрела на него доярка.
Глава 4
ТРИ ВЫСТРЕЛА ИЗ НАГАНА
«Селёдочница» быстро и бесшумно рванулась с места, и не успела женщина опомниться, как они зависли над какими-то деревенскими избами, сплошь с соломенными крышами. И только три или четыре, пока ещё Нюрка не успела сосчитать, сколько их, были крыты железом.
— Смотри внимательнее. Что-нибудь узнаешь? — спросил инопланетянин.
Нюрка пристально оглядела окрестности и от удивления широко раскрыла рот.
— Так эта же деревня на наше село похожа? И окрестности те же?
— Да, ты права. Таким ваше село было лет шестьдесят назад.
— Быть того не может! — нахмурилась Нюрка. — Ведь там же люди по улицам ходят. Они что же, тоже живыми сюда из истории пришли? А вон там даже несколько верховых скачут. У нас лошадей сейчас нет. Вернее, есть две, но они как музейные экспонаты. А остальных ещё при Никите Сергеевиче Хрущёве на колбасу перевели. Америку тогда по мясу догоняли.
Нюркй вдруг замолчала, словно забыла, о чём говорила, и пристально взглянула за борт «селёдочницы».
Она искала глазами свой дом, хотя и не очень большой, но кирпичный и крытый шифером, средних размеров, с настоящим подворьем, как у всех, как и полагается в деревне. Но там, где должен был стоять её дом, Нюрка увидела маленькую неказистую избёнку, придавленную полусгнившей почерневшей соломенной крышей. Она ойкнула от испуга:
— Ой, мамочка! Это куда же вы мой дом дели?! Ах вы ворюги проклятущие! — и она хотела было наброситься на своего экскурсовода с кулаками.
Но зелёный мгновенно накренил «селёдочницу» так, что Нюрка вынуждена была схватиться обеими руками за комбинезон своего спутника.
Когда «селёдочница» выровнялась, зелёный сказал:
— Я же объяснил тебе, что эта ваша деревня шестьдесят лет назад. Это копия вашей деревни. И она здесь, на нашей Голубой планете, вместе с когда-то умершими, а теперь одушевлёнными вашими людьми.
— Даже покойников своровали, — тихо и обречённо проронила Нюрка. — А мы их «на родители» и на пасху оплакивать на кладбище ходим. А оказывается, что там и оплакивать-то уже некого.
— Ты опять не понимаешь! — досадливо поморщился зелёный. — Мы не крали ваших покойников, а, как бы правильнее выразиться, души позаимствовали и сделали им облик, как у живых.
— Роботы, что ли?! — уточнила женщина.
— Да. Вроде этого. Но они живут и умирают так же, как и на Земле, даже и не подозревая того, что продолжают, а вернее, повторяют свою жизнь на другой планете.
— Да это же нарушение всех прав человека! Да на вас в ООН надо жаловаться.
— Есть у нас и из этой организации, они в другом секторе заседают. Все чего-то решают, хотя братоубийственные войны продолжаются. Они же только декларации штампуют да руки поднимают, кто за, а кто против тех или иных санкций… Так мы будем сектор коллективизации осматривать или нет?!
Пока Нюрка пререкалась с зелёным, всадники в будёновках уже согнали всех проживающих в деревне к бывшей церкви, переделанной большевиками в клуб.
На крыльце клуба, т. е. на церковной паперти, стоял стол, покрытый красным сатином, и три табуретки. Толпа волновалась, перешёптывалась, ожидая, что же будет дальше? Ездовые окружили толпу людей по бокам и сзади, на всякий случай, чтобы кто-то не вздумал ослушаться и сбежать домой.
— Раньше на сход приходили сами, а теперь под конвоем, — чей-то шёпот, как шелест опавшего осеннего листа, хоть и тихо, но внятно, послышался из толпы.
Люди испуганно переглянулись, но промолчали. Из дверей клуба вышли трое мужчин с револьверами на поясных ремнях.
— Этот тучный и краснорожий, видимо, из района? Ни разу его ещё здесь не видал, — послышалось из толпы.
— Батюшки, бабы, — воскликнула одна из женщин, — а те двое в кожаных куртках — наши брандахлысты, два двоюродных братца — Мишка Новокрещенов и Мишка Никулин.
— Ёж и Нужда всегда вместе пьют да в карты играют. Вместе и в начальники пробились. Голь перекатная, — проворчал чей-то мужской голос.
— И Генка-Тоска, сынок Нужды, хоть и мал, а рядом, за отцовскую штанину держится. Подрастёт, тоже начальником станет.
Услышав такие высказывания, Мишка Никулин, по прозвищу Нужда, зыркнул зеленоватыми злыми глазами по толпе, выискивая говоривших, и срывающимся голосом визгливо закричал:
— Молчать!
Но незнакомец из района повернулся к нему и, положив руку на плечо, что-то проговорил в самое ухо, отчего Нужда ещё больше сгорбатился и ещё с большей ненавистью поглядел на притихшую толпу.
Когда тройка подошла к столу, Ёж, оказавшийся по правую руку от приезжего из райкома, громко объявил:
— Товарищи! Прежде чем приступить к собранию, мы должны избрать президиум. Слово для этого предоставляется Никулину Михаилу Сергеевичу! — и, показав рукой на двоюродного брата, сел на табуретку к столу.
Нужда тут же вытащил из кармана заранее заготовленный листочек бумаги и начал читать:
— Мы, добровольно собравшиеся на сход крестьяне, для проведения собрания по поводу организации колхоза имени замечательного полководца и героя гражданской войны Климента Ефремовича Ворошилова должны избрать президиум в составе трех человек. Кто «за»? — вскинул он свои хорьковые глазки на толпу и мгновенно ответил: — Единогласно! Поэтому предлагаю в президиум избрать инструктора райкома Ведерникова Николая Гавриловича, Новокрещеного Михаила Васильевича и Никулина Михаила Сергеевича, то есть меня, — и он ткнул себя в грудь указательным пальцем.
Толпа молчала.
Нужда, снова заглянув в бумажку, строго сказал:
— Будем голосовать. Кто «за», прошу поднять руку.
И снова ни одна рука не взметнулась над головами сельчан, но Нужда, будто и не замечая этого, громко, чтобы слышали все, выкрикнул:
— Единогласно!
Тут Нюрка не вытерпела наглости и заорала во всю силу своих лёгких:
— Ты чего же врёшь, черт горбатый?! Ведь ни один человек даже и пальцем не пошевельнул, чтобы руку поднять!
Однако на крик её никто не обратил внимания.
— Они что же, глухие там все? От такого крика даже мёртвый на ноги встанет, а им хоть бы хны?
— Они нас не видят и не слышат, — пояснил инопланетянин.
— Как это не видят и не слышат?! Но ведь они же живые! И ходят, и разговаривают между собой. Ты что-то не то плетёшь, милый!
— Мы их отключили от внешнего мира, создав вокруг своеобразную оболочку. У них свой мир, свои радости и заботы. Так запрограммировано. Поняла?
— Издеватели вы, по-иному и назвать больше никак нельзя. Хуже фашистов! Ну погоди! Доберусь я до вас!
— Если не желаешь смотреть этот сектор, давай улетим?
— Нет уж, — возразила Нюрка. — Давай поглядим, чем у них здесь дело закончится, — и, чуть подумав, добавила: — Хотя ясно, что колхоз они организуют, потому что он у нас есть и по сей день.
Внизу инструктор райкома, тоже по бумажке, втолковывал толпе сельчан о преимуществе коллективного хозяйства.
— Вот ты, — обратился он к стоявшему ближе всех тщедушному крестьянину с жиденькой, всклоченной бородёнкой, — в колхоз вступить хочешь?
— Нет, — стащив с головы облезлую замызганную шапку, ответил мужичок.
— Ведь ты же бедняк, и, по всему видно, безлошадный?