— Здравствуйте. — Поздоровался Толян и продолжил, — можно у Вас водички набрать.
— Заходите, — нехотя произнёс хозяин и открыл калитку…
…Мы познакомились. Аборигена звали Владимир. Он не был слишком разговорчивым, но Толик одарил его двумя банками тушёнки, и он помягчел, и разговорился. Потом мы спрашивали о истории деревни, о названии, разговаривали о прошлом.
Хозяин и единственный житель деревни, о истории этих мест ничего не знал, так как сам поселился тут всего два года назад, убегая от городской суеты, но зато оказался интересным собеседником на тему древних верований и древних культур.
— Вы позволите мы тут недельку походим, посмотрим, может покапаем, порыбачим? — Спросил Толик.
— Так вы копатели?
— Нет. — Ответил я. Мы ни чего себе не берём, просто интереса ради. Есть версия, что тут, восемьсот лет назад, была древнерусская весь и там жили мои родственники и друзья.
— Чего? — Скривил рот в непонимании Владимир.
— Ну, — осёкся я, — в смысле наши древние предки.
— А-а. И что?
— Ну хотелось бы узнать.
— Ды копайтесь, только без газетных сенсаций. Мне одному тут тихо и хорошо.
Мы помолчали и продолжили беседу на другие темы.
…Потом мы помогали хозяину с ремонтом ветхого дома, готовили обед и все вместе обедали. Собачка Владимира Лилу к нам привыкла и даже давалась погладить. Я вспомнил свою Лю и погоревал, ведь она не дала мне утонуть. Что с ней сейчас, жива ли?
… Вечером мы с Толиком сидели на берегу мутной Кубены. Толик рыбачил, я просто сидел, молча уставившись на воду и периодически отмахивался от назойливых комаров. Солнышко постепенно приближалась к макушкам тёмно-зелёных лесов.
— Где ж Катя? — Промямлил я?
— Да вот она.
Катёна стояла метрах в пяти от нас и терпеливо смотрела на меня.
— Что ж ты смотришь? Где ты была весь день? — Поднялся я, и направился к кошке.
Та исчезла в траве.
— Катя, Катя!
Но она только замяукала в ответ.
— Знать бы что она говорит. — Задумчиво произнёс Толик…
— То нам не ведомо.
— А ты постарайся понять.
— Да как же? — Отозвался я и шлёпнул себя по щеке, прибив летающего кровопийцу.
— Кошка твоя? Твоя! Она тебя понимает, а ты её нет. Странно, не правда ли?
— Да шож тут странного? Что же я должен как Маугли с ней говорить, типа «мы с тобой одной крови»?
Толик глянул не меня пронзив знакомым взглядом и проникающим в желудок голосом наставника, произнёс:
— Именно! По-другому — ни как! Только не просто скажи, а уверуй, всей душой, всим нутром, в правильность своего действа.
У меня пропал дар речи. Казалось, что я услышал поучение Бурея. Голос, манера говорить, проницательность и уверенность в своей правде меня поразили. Где-то в позвонках стало холодеть. Я икнул и не уверенно спросил:
— А если не получиться?
— Превращу в мыша! — Резко отрезал Толик.
Волосы встали дыбом.
— Толя, — аккуратно спросил я, — а ты случайно не-е…
Толик шикнул и кивнул на поплавок, тот пару раз качнулся, полез из воды и лёг. Сосед подсёк, с возгласом — Лещ (!), телескоп согнулся, рыба, хлебнув воздуха и прекратив сопротивление, оказалось на песке.
Толян хлопнул себя по ляжке и хохотнул:
— Я знал, что поймаю!
Он радовался как дитя, а я, оглушенный своей растерянностью, переваривал услышанное.
Успокоившись, Борисыч глянул на меня с улыбкой:
— Спрашиваешь как? — он пошёл к тропке, — ну может как то так, — и остановился выискивая кошку взглядом.
Вскоре Катёна появилась, и усевшись у его ног начала вылизывать лапку. Толик спокойно смотрел на неё. В его взгляде было умиротворение и сосредоточенное добродушие.
Катя прекратила умывание, муркнула и побежала по заросшей стёжке. Толян позвал меня, мотнув головой, и мы поспешили за животным, вниз по течению реки.
Пересекли луг, углубились в лес и минут через двадцать вышли на небольшую полянку, ту самую полянку, на берегу которой я очнулся, потом сушился и спал…
…Я затрясся от увиденного, меня терзали разные чувства, жалость, радость перемешанная с чувством вины и наверно маленькое счастье. Возле раскидистого куста, в стороне от моего недавнего кострища лежала лохматая Люлька. Катя вылизывалась возле неё.
— Лю! — Выдохнул я и бросился к собаке, — так это ты прыгнула в воду с лодии на крик!
Я обнял её за шею, зарылся носом в шести, пряча влажнеющие глаза и вдыхая знакомый, дорогой, запах псины.
Верное животное повизгивало от радости, пытаясь вырваться из объятий и лизнуть меня в лицо. Мой взор упал на что-то лежащее под собакой. Сапоги! Это были те самые, на лосиной подошве, мои сапоги! Люля, найдя обувь, лежала на ней, верно ожидая меня и охраняя моё, нет наше (!), имущество. Пытаясь подняться, она поскуливала и заваливалась задом на бок. Оказалось, что в задней лапе у неё была рана. Из-под шкуры торчал обгрызенный кусочек древка стрелы. Наконечник застрял где-то в мясе…