Пусть хлопает, думалось мне, мы уйдём, а ему всё равно никто не поверит.
Я коротко пересказал события, которые произошли со мной. Пацаны оживились и поведали как их корабли утром оказались на другой Кубене, как видели самоходный челнок, который с рёвом вёз по реке человека, как бурей вразумлял люд не чему не удивляться, слушаться Володимира, его и отца Прокопия, как все, кто способные роют землянки, собирают лес, валят дерева, охотятся, готовятся к зиме. Володимир скачет за всеми, лечит раны, и всё переживает что придёт какой-то большой лесник и большой «егорь» (егерь-догадался я), и начнут качать «праву». Как христиане просили бога помиловать их и отвести этих «правокачей» от оставшихся в живых весян, а язычники призывали лешего не пускать ни того ни другого в лес. Потом рассказали о Светле и моих дочках, и я почувствовал, как заколотилось, потом сжалось сердце. Как же я соскучился по ним…
Всё это время Толик с интересом слушал рассказ парней, а Владимир ошарашено взирал на всё происходящее и видимо не понимал всего сказанного, язык то ещё тот — древний, а уж понять происходящее было и мне трудно…
Так мы проболтали до светлого утра.
…Утром, не дождавшись просыхания росы, мы собрались в путь. Сборы были коротки и не прихотливы. Владимир с неверием наблюдал за вооружением молодых древнерусских охотников в камуфляже, потом подошёл ко мне и спросил:
— Послушай Владислав, если я правильно понял, вы все пришли из прошлого, или играете в реконструкции, или у меня помешательство?
Я заглянул ему в глаза, как когда-то на меня глядел Пятак:
(Владимир отшатнулся)
— Да, они прошли сквозь восемьсот лет…
Хозяин дома и единственный житель умершей деревеньки Плясово, выпучил глаза. На его лбу выступил пот.
— За дурака меня ставить не надо!
— Я и не смею. — Отвернулся я.
…Я шел последним, а за мной брёл по заросшей тропинке приютивший нас абориген.
— А ты от куда? — Неожиданно спросил Владимир, как-то дико глядя мне в глаза.
— А ты поверишь?
— Не знаю.
— Я тутошний, в смысле современный. — Улыбнулся я, — там гостил и вернулся домой.
— Этого не может быть, не верю!
— Тык я и не настаиваю, и не собираюсь что-то доказывать. — Пожал плечами я, — ты спросил я ответил.
— А они?
— Пацаны да, они оттель, а Толян тож здешний, сосед мой.
— Как же так?
— Не уж то веришь?
— Нет! — Некнул Владимир.
— Ну как хош! — Усмехнулся я снова.
— Да я с трудом разобрался в вашем старославянском, как тут не поверить…Кажется, что я схожу с ума… Не, не верю… А, может и верю. Ох плохо мне.
— Не бери в голову Володь.
— Так что, пресветлый гостеприимец, — лестно обратился к Владимиру Никеша, услышав наш разговор, — я, моит, твоим прадедом мозю бытии, а коли так, ты мне внучком придется моиш, — ощерил в усмешке зубы лихой подросток.
Владимир открыл рот, пытаясь понять сказанное. Пацаны гыкнули смехом.
— Что? — Переспросил наш хозяин.
Я виновато поднял брови:
— Никифор свет Кириллыч, бает что он может дедом тебе приходится, а ты соответственно ему правнуком. Охотники и разведчики они знатные, а вот важу к старшим иногда перебдевают.
Подростки затихли, засмущались.
— Понятно. Принимается! — пробормотал Владимир, — лучше перебдеть, чем недобдеть, можт он и прав.
Не забывайте меня, заходите в гости, а может и рядом живите.
— Нас много, где поселишь? — Спросил я улыбнувшись.
— Но ты ж говорил, что тут деревня была. Я так понял, что это ваша деревенька была-то… тогда, давно.
— Правильно понял. Ну там видно будет, если что жди в гости.
…Вскоре мы попрощались с заброшенной, но всё ещё гостеприимной в лице одного жителя, деревенькой Плясово и углубились в лес…
Лю бежала первой, за ней бравые подростки, потом я с Катей на плече и замыкал колону Анатолий.
— Я с тобой Влад. — Тихо сказал Толик мне в спину.
— Я не против, главное сам не пожалей.
— А что жалеть то? …Иль там народ иной?
— Иной Толя, иной. Там все с верой живут, ни как у нас.
— Я всю жизнь с верой был и корил себя за…
— За что?
— Ой Владик, как-нибудь расскажу.
— Зверя тут мало. — Заговорил один из Любимычей.
— Но пушнины и птицы хватает. — Отозвался Кириллыч.
— А вы что вообще тут делаете?
— Доглядываем.
— А тут что делаете. Вам небось затихориться велели, а вы по реке шлындаете.