Они прошли мимо какого-то проема.
– Не этот, – сказал Мичелз.
Он трудился над своими картами.
– Можете ли вы следить за моими отметками, Оуэнс?
– Да, док.
– Хорошо. Сосчитайте повороты, которые я отмечаю, а затем сюда, направо. Это ясно?
Грант смотрел на ответвления, встречающиеся через все более короткие интервалы, уходившие влево, вправо, вверх и вниз, в то время как канал, по которому они двигались, становился все уже, стенки виднелись все яснее и ближе.
– Было бы противно заблудиться на этом шоссе, – сказал Грант задумчиво.
– Вы не смогли бы заблудиться, – ответил Дьювал. – Все дороги в этой части тела ведут к легким.
Голос Мичелза стал еще более скучным.
– Теперь вверх и вправо, Оуэнс, прямо вперед, а потом четвертый слева.
– Я надеюсь, Мичелз, что мы больше не попадем в артериально-венозную фистулу, – сказал Грант.
Мичелз раздраженно пожал плечами. Он был слишком поглощен своим делом, что бы что-нибудь ответить.
– Это невероятно, – сказал Дьювал. – Наткнуться волею случая на две фистулы было бы слишком. Кроме того, мы приближаемся к капиллярам.
Скорость потока крови резко упала, и, соответственно упала скорость «Протеруса».
– Кровеносный сосуд сузился, доктор Мичелз, – сказал Оуэнс.
– Так и должно быть. Капилляры – самые маленькие сосуды из всех, совсем микроскопические по размерам. Продолжайте двигаться, Оуэнс.
В свете носового прожектора можно было видеть, как стенки, теперь достаточно близкие, потеряли свои складки и борозды и сделались гладкими. Их желтизна побледнела до кремового оттенка, а затем они стали бесцветными. Они приобрели рисунок четкого мозаичного образца, разбитого на криволинейные многоугольники, каждый из которых ниже центра был слегка суженным.
– Так красиво, – сказала Кора. – Можно увидеть каждую клетку стенки капилляра. Посмотрите, Грант.
Затем, словно что-то вспомнив, она добавила:
– Как ваш бок?
– С ним все в порядке, отлично, правда. Вы наложили очень хорошую повязку, Кора. Я надеюсь, что мы все еще в достаточно дружеских отношениях, что бы называть вас Корой?
– Я полагаю, было бы просто неблагодарным с моей стороны отрицать это.
– И бесполезно к тому же.
– А как ваша рука?
Грант осторожно прикоснулся к ней.
– Дьявольски болит.
– Мне очень жаль.
Не сожалейте. Только – когда придет время – будьте очень благодарны.
Губы Коры слегка сжались, и Грант поспешно добавил:
– Это просто у меня такая несчастная манера казаться веселым. А как вы себя чувствуйте?
– Я пришла в норму. Бок еще побаливает, но не сильно. И я не обиделась. Но послушайте, Грант…
– Когда вы говорите, Кора, я слушаю.
– Повязка отнюдь не последнее достижение медицины, как вам известно, и не является всеобщей панацеей. Вы что-нибудь сделали, что бы предотвратить заражение?
– Я помазал йодом.
– Ну, а вы не хотите посетить врача, когда мы вернемся?
– Дьювала?
– Вы знаете, что я имею ввиду.
– Хорошо. Я сделаю это, – обещал Грант.
Он снова вернулся к наблюдениям за клеточной мозаикой. «Протерус» теперь еле двигался, продираясь по капилляру. В лучах его носового прожектора через клетки просвечивали какие-то странные очертания.
– Стенки кажутся прозрачными, – сказал Грант.
– Не удивительно, – заметил Дьювал. – Эти стенки толщиной меньше одной десятичной дюйма. К тому же они усеяны порами. Для жизни необходим материал, проходящий через эти стенки, а так же через стенки, образующие альвеолы.
– Какие стенки?
Некоторое время он смотрел на Дьювала, тщетно ожидая ответа. Хирург, казалось, больше интересовался тем, что видит, чем вопросом Гранта. Кора поспешила заполнить паузу.
– Воздух попадает в легкие через трахею, – пояснила она. – Знаете, это воздушная трубка. Она разделяется, как и кровеносные сосуды, на все меньшие и меньшие трубки, до тех пор, пока они, к конце концов, не достигают микроскопических размеров, углубленных в легкие, где приходящий воздух отделяется от внутренностей тела только узкой мембраной. Эта мембрана такая же узкая, как и капилляры. Вот эти камеры и называются альвеолами. В легких их около шестисот миллионов.
– Сложный механизм.
– Великолепный. Кислород просачивается через альвеолярные мембраны и через капиллярные мембраны. Он попадает в поток крови, и, прежде чем он успевает просочиться назад, его захватывают красные кровяные тельца. А тем временем отходы в виде двуокиси углерода просачиваются в противоположном направлении, из крови в легкие. Доктор Дьювал ожидает увидеть, как это происходит. Вот почему он не ответил на ваш вопрос.
– Нет необходимости извиняться. Я знаю, что такое быть поглощенным чем-нибудь одним до такой степени, что бы не реагировать ни на что другое.
Он широко улыбнулся.
– Правда, я боюсь, что у меня и доктора Дьювала разные увлечения.
Кора недовольно посмотрела на него, но голос Оуэнса помешал ей ответить.
– Прямо впереди! – закричал он. – Посмотрите, что происходит!
Все глаза обратились вперед. Зелено-голубое тельце подпрыгивало, словно на ухабах, и медленно скреблось своими кромками о стенки капилляра. Волна бледного соломенного цвета, появившись на кромках, двигалась внутрь, пока темный цвет не пропал совсем.
Другие сине-зеленые тельца, двигавшиеся за ним, таким же образом меняли свой цвет. Носовые огни выхватывали впереди только соломенный оттенок, но в отдалении цвет углублялся до красно-оранжевого.
– Видите, – сказала Кора взволнованно, – когда они поглощают кислород, гемоглобин превращается в оксигемоглобин, и кровь осветляется до красной. Теперь они отправятся назад, в левый желудочек сердца, и обогащенная кислородом кровь будет под давлением направлена по всему телу.
– Вы имеете в виду, что мы должны будем снова пройти через сердце? – спросил Грант.
Он немедленно забеспокоился.
– О, нет, – сказала Кора. – Сейчас мы находимся в капиллярной системе и сумеем обойти его.
Однако ее голос звучал не очень уверенно.
– Взгляните на это богом данное чудо, – сказал Дьювал.
– Это всего лишь замена газа, – ответил Мичелз твердо. – Механический процесс, выработанный случайными силами эволюции за два миллиарда лет.
Дьювал с горячностью повернулся к нему.
– Так вы утверждаете, что это случайность, что этот изумительный механизм, доведенный до совершенства в тысяче узлов и полностью синхронизированный, создан ничем больше, как только случайными столкновениями атомов?
– Да, именно это я и хотел сказать, – подтвердил Мичелз.
В этот момент оба, стоя друг против друга в воинственных позах, быстро обернулись на неожиданный пронзительный звук зуммера.
– Что за дьявол, – произнес Оуэнс.
Он с отчаянием стукнул по переключателю, но стрелка на одном из приборов быстро упала к красной горизонтальной черте. Он выключил зуммер и позвал:
– Грант!
– Что там?
– Что-то не в порядке. Проверьте ручное управление вон там, справа наверху.
Грант быстро направился туда, куда указывал палец Оуэнса. Кора последовала за ним.
– Стрелка находится в красной зоне над чем-то, обозначенным «Левый танк». Очевидно, левый танк теряет давление.
Оуэнс застонал и оглянулся назад.
– И еще как. Мы пускаем воздушные пузыри в поток крови. Грант, быстро поднимитесь сюда.
Он отстегнул свои привязные ремни.
Грант вскарабкался по лестнице, уступая место Оуэнсу, проскользнувшему мимо него вниз.
Кора ухитрилась обнаружить пузырьки через маленькое заднее окошко.
– Воздушные пузырьки в потоке крови могут оказаться губительными, – сказала она.
– Но не эти, – быстро произнес Дьювал. – В нашем миниатюризированном масштабе мы выпускаем пузыри, которые слишком малы, чтобы причинить вред. А когда они деминиатюризируются, то окажутся слишком раздробленными, чтобы быть по настоящему опасными.