Выбрать главу

В дверь просунулась голова вахтенного радиста.

— Кравцов здесь? Вызывает Москва. Быстро!

Кравцов выскочил на веранду.

Плот был ярко освещен прожекторами, лязгали трубы у автокрана, слышался разноязычный говор.

Кравцов помчался в радиорубку.

— Алло!

Сквозь шорохи и потрескивания — далекий, родной, взволнованный голос:

— Саша, здравствуй! Ты слышишь, Саша?

— Марина? Привет! Да, да, слышу! Как ты дозвони…

— Саша, что у вас там случилось? О тебе пишут в газетах, я очень, очень тревожусь…

— У нас все в порядке, не тревожься, родная!.. Черт, что за музыка мешает… Маринка, как ты поживаешь, как Вовка, как мама? Маринка, слышишь?

— Да, да, мешает музыка… У нас все хорошо! Саша, ты здоров? Правду говори…

— Абсолютно! Как Вовка там?

— Вовка уже ходит, бегает даже. Ой, он до смешного похож на тебя!

— Уже бегает? — Кравцов счастливо засмеялся. — Ай да Вовка! Ты его поцелуй за меня, ладно?

— Ладно! Тут пришли твои журналы на эсперанто, переслать тебе?

— Пока не надо! Много очень работы, пока не посылай!

— Саша, а что все-таки случилось? Почему трубы выползают?

— А шут их знает!

— Что? Кто знает?

— Никто пока не знает. Как у тебя в школе?

— Ой, ты знаешь, очень трудные десятые классы! А вообще хорошо! Сашенька, меня тут торопят…

Монотонный голос на английском языке произнес:

— Плот МГГ! Плот МГГ! Вызывает Лондон.

— Марина! Марина! — закричал Кравцов.

Радист тронул его за плечо, Кравцов положил трубку на стол и вышел.

Белый свет прожекторов. Гудящее, осыпающее искры пламя горелок. Палуба, заваленная обрезками труб. И вокруг — черный океан воды и неба. Душная, влажная ночь.

Кравцов, прыгая с трубы на трубу, пошел к вышке. Работала бригада Джима Паркинсона.

— Как дела, Джим?

— Неважно, — Джим отпрянул в сторону: со звоном упал отрезанный кусок трубы. Он откатил его и посмотрел на Кравцова. — Как бы вышку не разнесло. Прислушайтесь, сэр.

Кравцов уже и сам слышал смутный гул и ощущал под ногами вибрацию.

— Вода стала горячей, — продолжал Паркинсон. — Ребята полезли купаться и сразу выскочили, Сорок градусов на поверхности — не меньше.

У Кравцова еще звучал в ушах высокий голос Марины. “О тебе пишут в газетах…” Интересно, что там понаписали? “Я очень тревожусь…” Я и сам тревожусь. Приближается что-то непонятное, грозное…

В каюте Уилла горел свет. Кравцов постучал в приоткрытую дверь и услышал ворчливый голос: — Войдите.

Уилл, в расстегнутой белой рубашке и шортах, сидел за столом над своими графиками. Он указал на кресло, придвинул к Кравцову сигареты.

— Как телекамера? — спросил он.

— Скоро. Уилл, я разговаривал с Москвой.

— Жена?

— Жена. Оказывается, о нас пишут в газетах.

Шотландец презрительно хмыкнул.

— А у вас, Уилл, есть семья? Вы никогда не говорили.

— У меня есть сын, — ответил Уилл после долгой паузы.

Кравцов взял со стола фигурку, вылепленную из зеленого пластилина. Это был олень с большими ветвистыми рогами.

— Я был с вами немного невежлив, — сказал Кравцов, вертя оленя в руках. — Помните, я накричал на вас…

Уилл сделал рукой короткий жест.

— Хотите, расскажу вам short story?[8] — Он повернул к Кравцову утомленное лицо, провел ладонью по седоватому ежику волос. — В Шотландии, в горах, есть ущелье, оно называется Пэдди Блэк. В этом ущелье самое вежливое эхо в мире. Если там крикнуть: “Как поживаете, Пэдди Блэк?”, то эхо немедленно отзовется: “Очень хорошо, благодарю вас, сэр”.

— К чему вы это?

— Просто так, Вспомнилось. — Уилл повернул голову к открытой двери. — В чем дело? Почему все стихло у вышки?

Бригада Паркинсона толпилась на краю мостков буровой.

— Почему не режете, Джим? — осведомился Уилл.

— Посмотрите сами.

Обсадная колонна была неподвижна.

— Вот так штука! — изумился Кравцов. — Неужели кончился самоподъем?..

Тут труба дрогнула, и вдруг подскочила вверх и сразу упала до прежнего положения, даже ниже.

Плот основательно тряхнуло: автоматический привод гребных винтов не успел среагировать.

Опять дернулась обсадная колонна — вверх-вниз, и еще рывок, и еще, без определенного ритма. Палуба заходила под ногами, по ней с грохотом перекатывались обрезки труб.

— Берегите ноги! — крикнул Кравцов. — Крепите все, что можно!

Из жилых помещений выбегали монтажники отдыхавших бригад. Уилл и Кравцов бросились в каюту телеприемника. Там Брамулья сидел, чуть ли не уперев нос в экран, а рядом стояли Штамм и Али-Овсад.

— Обсадная труба скачет! — выпалил Кравцов, переводя дух.

— Я предупреждал, — ответил Штамм. — Смотрите, что делается с грунтом.

На экране телеприемника передвигалось и сыпалось что-то серое. Изображение исчезло, потом возникла мрачноватая картина пустынного и неровного океанского дна — и снова все задвигалось на экране.

Видимо, телекамера медленно крутилась там, в глубине.

Теперь Кравцов разглядел: над грунтом высилась гора обломков, она шевелилась, росла и опадала, по ее склонам скатывались камни — не быстро, как на суше, а плавно, как бы нехотя.

Штамм слегка повернул рукоятку. Экран замутился, а потом вдруг резко проступила в левом верхнем углу труба…

— Tubo ete entubacion![9] — воскликнул Брамулья.

Труба на экране выглядела соломинкой. Она качнулась, под ней вспучилась груда обломков, опять все замутилось, и тут же плот тряхнуло так, что Брамулья упал со стула.

Кравцов помог ему подняться.

вернуться

8

Короткий рассказ (англ.).

вернуться

9

Обсадная труба (исп.).