— Ты всегда уходишь, — сказал Уилл ровным голосом.
— Да. — Она невесело засмеялась. — Такая у меня манера… Но вот что я скажу тебе, Уилл: мне очень хочется вернуться.
Он долго молчал. Потом скосил глаза, посмотрел на нее.
— Ушам не больно? — спросил он.
— Ушам?
— Да. Слишком тяжелые подвески.
Норма невольно тронула пальцами серьги — большие зеленые треугольники с узором.
— Я узнала из газет, что ты здесь, на плоту, и поняла, что это мой последний шанс. Я телеграфировала в редакцию и отплыла на “Фукуоке”.
— Уйди, — сказал он. — Я хочу спать.
— Ты не хочешь спать. Мы уже не молоды, Уилл. — Голос женщины звучал надтреснуто. — Я бы набивала тебе трубку и сажала розы и петуньи в цветнике перед домом. Хватит нам бродить по свету. Мы бы проводили вместе все время. Все вечера, Уилл… Все оставшиеся вечера…
— Послушай, Норма…
— Да, милый.
— Говард пишет тебе?
— Редко. Когда ему нужны деньги. Он уже не очень-то нуждается в нас.
— Во мне — во всяком случае.
— Все-таки он наш сын. И ты бы мог, Уилл…
— Нет, — сказал он. — Довольно! Довольно, черт побери!
— Хорошо. — Она провела ладонью по одеялу — погладила его ногу. — Ты только не волнуйся. Может, налить тебе чаю?
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал Уилл.
Вошел Кравцов, всклокоченный, в широко распахнутой на груди белой тенниске и измятых брюках.
— Ну, как вы тут? — начал он с порога и осекся. — Простите, не помешал?
— Нет. Норма, это инженер Кравцов из России.
Кравцов, это Норма Хэмптон, корреспондентка.
Норма тряхнула золотистой гривой и, улыбаясь, протянула Кравцову руку.
— Очень рада. О вас писали во всем мире, мистер Кравцов. Читатели “Дейли телеграф” будут рады прочесть несколько слов, которые вы пожелаете для них…
— Подожди, Норма, это потом, — сказал Уилл. — Вы давно вернулись с плота, парень?
— Только что. Как вы себя чувствуете?
— Врач, кажется, уложил меня надолго. Ну, рассказывайте.
Кравцов, торопясь и волнуясь, рассказал о том, как черный столб притянул и унес тележку с контейнером.
— Вот как! Что же это — магнитное явление или, может, гравитационное?
— Не знаю, Уилл. Странная аномалия.
— А Морозов что говорит?
— Морозов помалкивает. Сказал только, что горизонтальная сила притяжения растет по мере приближения к столбу не прямо пропорционально расстоянию, а в возрастающей степени.
— Что же будет дальше?
— Дальше? Новые измерения. Ведь сегодня были грубые, первичные. Теперь на плоту установят дистанционные приборы постоянного действия. Они будут передавать все данные оттуда на “Фукуока-мару”. Ну, Уилл, я рад, что вам лучше. Пойду.
— Мистер Кравцов, — сказала Норма Хэмптон, — вы должны рассказать мне подробнее о столбе.
Кравцов посмотрел на нее.
“Сколько ей лет? — подумал он. — Лицо молодое, и фигура… А руки — старые. Тридцать? Пятьдесят?” — Вы что-нибудь ели сегодня? — спросил Уилл.
— Нет.
— Вы сумасшедший. Сейчас же идите. Норма, оставь мистера Кравцова в покое.
— В восемь часов будет пресс-конференция, миссис Хэмптон, — сказал Кравцов.
— Почему в восемь? Назначено на шесть.
— Перенесли на восемь.
Кравцов кивнул и пошел к двери. Он распахнул дверь и столкнулся с Али-Овсадом.
— Осторожно, эй! — сказал старый мастер; он держал в руках заварной чайник в розовых цветочках. — Я так и знал, что ты здесь. Иди кушай, — проговорил он строго. — Голодный ходишь-бродишь, совсем кушать забыл.
— Иду, иду. — Кравцов, улыбаясь, зашагал по коридору. От голода его слегка поташнивало.
Али-Овсад вошел в каюту Уилла, искоса глянул на Норму, поставил чайник на стол.
— Пей чай, инглиз, — сказал он. — Я сам заварил, хороший чай, азербайджанский. Такого нигде нет.
Косматая шапка туч накрыла океан. Свежел ветер, сгущалась вечерняя синь. На “Фукуока-мару” зажглись якорные огни. Покачивало.
У входа в салон, в котором должна была состояться пресс-конференция, Кравцова придержал за локоть румяный молодой человек.
— Товарищ Кравцов, — сказал он, дружелюбно глядя серыми улыбчивыми глазами, — неуловимый товарищ Кравцов, разрешите представиться: Оловянников, спецкор “Известий”.
— Очень рад. — Кравцов пожал ему руку.
— Вчера не хотел беспокоить, а сегодня утром пытался поймать вас за фалды, но вы бежали со страшной силой. Будучи вежливым человеком, вы мне кинули английское извинение…
— Это были вы? — Кравцов усмехнулся. — Извините, товарищ Оловянников. На сей раз — по-русски.
— Охотно, Александр Витальевич. Возможно, вам небезынтересно будет узнать, что перед отлетом из Москвы я звонил вашей жене…
— Вы звонили. Марине?!
— Я звонил Марине и заключил из ее слов, что она прекрасно к вам относится.
— Что еще она говорила? — вскричал Кравцов, проникаясь горячей симпатией в улыбчивому спецкору.
— Говорила, что очень вас ждет. Что дома все в порядке, что ваш Вовка — разбойник и все больше напоминает характером своего папку…
Кравцов засмеялся и принялся трясти руку Оловянникова.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Лев Григорьевич. Если хотите, можно без отчества. Мама ваша здорова, она тоже просила передать привет и что ждет. С Вовкой поговорить не удалось — он спал младенческим сном. Марина просила захватить для вас журналы на эсперанто, но я, к сожалению, спешил в аэропорт…
— Большущее вам спасибо, Лев Григорьевич!