Вечером гроза усилилась. Лил дождь. Несколько раз над “Фукуока-мару” проплыли шаровые молнии, они словно приглядывались к кораблю — и уплывали дальше, к черному столбу.
От бесконечной пляски молний, от неприкаянности, от близости непонятных и грозных событий у Кравцова было смутно на душе. Али-Овсад затащил его к себе, — стал поить чаем и расспрашивать об ионосфере. Оловянников сидел с ними, приглядывался к обоим.
— Слушай, — говорил Али-Овсад, держа блюдце на кончиках пальцев, — бензиновый мотор будет работать? Ему ток не нужен…
— А зажигание? — отвечал Кравцов. — Как без электрической искры?
Али-Овсад задумчиво отхлебывал чай, откусывал сахар.
— Надо мне в Баку ехать, — объявил он вдруг. — Если тока не будет, надо много керосина делать. — Он встал, щелкнул выключателем, плафон послушно зажегся. — Горит, — сказал Али-Овсад. — Это, наверно, япон придумал, что электричества не будет. Зачем Морозов его слушает?
— Морозов зря не станет пугать.
— Аи балам, ошибаться каждый человек может. — Али-Овсад, прихлебывая чай из блюдца, стал неторопливо рассказывать про геолога Новрузова, который никогда — не ошибался. Однако в один прекрасный день скважина, пробуренная в выбранном самим Новрузовым месте и доведенная уже до двух тысяч метров глубины, внезапно ушла под землю.
— Когда это было? — спросил Оловянников, вытаскивая из кармана блокнот.
— Давно, в сорок девятом. Не пиши, уже наша газета “Вышка” писала: “Мастер Али-Овсад стоит на буровой вышке, спасает ротор, лебедку, насос”. Ротор и лебедку спас, это правда, а насос не успел. Хороший насос был — завод “Красный молот”. Потом мы все бежали — сама вышка в землю ушла. Теперь там вода — озеро.
— А что говорили геологи?
— Каждый свое говорил. Пласты, структура… Земля, а под землей что есть, мы не знаем.
Кравцов слушал рассеянно, про нашумевший когда-то случай в Ширваннефти он прекрасно знал.
Чай уже не лез в горло.
— Пойду письма писать, — сказал он и побрел к себе.
Перед каютой Уилла он постоял в раздумье, потом тихонько постучал, и сразу дверь отворилась.
Норма Хэмптон стояла у порога, она приложила палец к губам и покачала головой.
— Кто там? — раздался слабый голос Уилла.
— Ты не спишь? — сказала Норма. — Ладно, заходите, мистер Кравцов.
— Ну, Уилл, как вы тут? — Кравцов сел, беспокойно вглядываясь в лицо шотландца. В каюте был полумрак, горела лишь настольная лампа, прикрытая газетой.
— Ничего, лучше. Зажгите свет.
Вспыхнул плафон. В его желтом свете сухое лицо Уилла показалось Кравцову незнакомым. Может, потому, что щеки обросли седой щетиной. И в глазах появилось что-то новое, не было уже иронической усмешечки. Движимый внезапным приливом нежности, Кравцов осторожно коснулся руки Уилла ладонью.
— Выкладывайте новости, парень, — сказал Уилл.
— Новости? Да, новости есть, и не очень-то веселые… — Он принялся рассказывать.
— Не будет электрического тока? — изумилась Норма Хэмптон. — Вы правильно поняли Штамма?
Кравцов усмехнулся.
— Я передаю вам то, что слышал, слово в слово. Кстати, миссис Хэмптон, вы не получили текста… Эх, не догадался взять для вас!.. В пресс-центре, должно быть, еще есть… — Бог с ним, с текстом, — сказала Норма.
“А ведь она совсем, совсем не молода”, — подумал Кравцов, глядя на усталое лицо женщины.
— Пойди, — сказал Уилл. — Это твоя обязанность.
— И отдохните заодно, — добавил Кравцов. — Я посижу с Уиллом.
— Ну что ж, — Норма нерешительно поднялась. — Если вы побудете здесь… Вот флакон, мистер Кравцов. Ровно в девять накапайте из него двадцать капель и дайте ему выпить.
Она вышла.
— Короткое замыкание, — сказал Уилл после паузы. — Вот как.
— Да. Колоссальный пробой ионосфера-Земля. Трудно представить.
— Я был уверен, что здесь просто магнитная аномалия, — сказал Уилл. — Потому и напросился на вахту, что хотел проверить свое предположение. Да, собственно, не мое. Его еще тогда, шесть лет назад, высказывали Гилар, Нуаре…
— И Комарницкий, — вставил Кравцов.
В дверь постучали. Стюард японец скользнул в каюту, вежливо пошипел, поставил на столик свечу на черном блюдечке.
— Это зачем? — сказал Кравцов.
— Распоряжение капитана, сэр.
Стюард неслышно притворил за собой дверь.
— Свечи… Керосиновые лампы… — Кравцов покачал головой. — Дожили…
— Парень, пойдите и скажите им: атомная бомба. Только атомная бомба возьмет столб.
— Да перестаньте, Уилл.
— Я не шучу. Другого выхода нет.
Они помолчали. Кравцов взглянул на часы, накапал в стаканчик с водой двадцать капель из флакона, дал шотландцу выпить.
— У вас есть родители? — спросил вдруг Уилл.
— У меня мама. Отца я не помню, он погиб в сорок восьмом, когда мне было три года. Он был летчиком-испытателем.
— Он разбился?
— Да. Реактивный истребитель.
Уилл помолчал, а потом задал новый вопрос, и опять неожиданный: — Зачем вы изучаете эсперанто?
— Ну, просто интересно. — Кравцов улыбнулся. По-моему, было бы неплохо, если б все люди выучились международному языку. Легче общаться.
— А вы обязательно хотите общаться?
— Не знаю, что вам сказать, Уилл. Общение людей — что в этом дурного?
— А я не говорю, что дурно. Бесполезно просто.
— Не хочу сейчас спорить с вами. Поправляйтесь — тогда поспорим.
— Что-то в вас раздражает меня.
Кравцов внимательно посмотрел Уиллу в глаза.
Решил перевести в шутку: