Однажды, когда отец заглянул в чуланчик, сын протянул ему небольшой ящичек.
— Вот, — сказал он, удовлетворенно потирая ладошки. — Учти, это только начало.
В руках отца сиял голубым экраном маленький игрушка-телевизор.
— Да, — только и сказал отец, восхищенно покрутив головой. Потом подумал, пожевал губами и добавил. — Парень, видать, в меня.
Следующим утром он показал эту штучку сослуживцам, хитро подмигнул и сообщил: — Моя работа.
Истинный смысл слов остался непонятым, а механика повысили в должности. Теперь начальники частенько отводили его в сторону и доверительно сообщали:
— Кузьма Серафимыч, вот тут у нас не все получается. Надо бы изобрести…
— Давайте, — властно обрывал Кузьма и забирал чертежи. Он был простым человеком и не любил разводить канитель.
Дома чертежи молча передавались Ванюшке.
— Общественная нагрузка, — ухмыляясь, пояснял отец.
Ваня молча рассматривал схему, потом брал красный карандаш.
— Вот здесь, здесь, здесь… — карандаш так и порхал по листам, — изменить!..
Мальчишка работал с охотой, а взамен требовал лишь исправных деталей и книг по новинкам техники.
Но однажды отец пришел в ателье и сам отозвал начальника в сторону.
— Все, — просто сказал он.
— Что все? — не понял начальник.
— Все, не могу больше изобретать, — отрезал Кузьма Серафимович и загадочно добавил: — По семейным обстоятельствам.
— А как же?.. — запротестовал было начальник.
— Не раньше, чем через четыре года!
Разговор был исчерпан.
Начальник, конечно, не знал, что не далее как вчера вечером Ваня отказался принимать заявки.
— Папа, — сказал он мягко, — теперь я не могу отрываться по пустякам. Я наткнулся на настоящую идею. Четыре года — и я сделаю такую игрушку, что все ахнут. Четыре года!
Отец знал железный характер сына и не стал возражать. Он только с видом сообщника заметил:
— Четыре? Может, и за три справимся?
— Нет, пока что я не управляю временем, — задумчиво ответил Ваня, Он быстро посмотрел на отца и вдруг спросил: — А как ты думаешь, что такое время?
— Время? — Лоб отца собрался морщинками. — Ну, это когда…
— Ах, опять эти неточные формулировки! — досадливо перебил сын.
Кузьма Серафимович повернулся и осторожно вышел из чулана. То, что он услышал, закрывая дверь, было совсем непонятно:
— Минута живет шестьдесят секунд, да, да, живет, живет…
Из этого разговора специалисту сразу видно, что необычайный мальчик решил разгадать тайну времени. Человек же, не связанный с тонкостями стыка радиотехники и теоретической физики, конечно, не осознал бы так просто, что Ваня решил изобрести машину времени. Но тем не менее это было так.
Да, Ваня решил соорудить именно ее, машину времени. И он добился своего.
В это трудно поверить, доказательств, что называется, никаких. Я единственный свидетель, слова которого могут послужить документом в раскрытии правды. Никого, я повторяю, никого не допускал Ваня к опасным экспериментам с машиной. Только меня, приятеля его детских игр и соседа, по улице.
— Люди еще узнают об этом, узнают, — твердил он, когда мы оканчивали очередной опыт и шли на улицу играть с детворой в их незатейливые, старинные игры.
Казаки-разбойники, палочка-выручалочка — они оживляли нас, делали, ну, что ли, более земными.
Разумеется, по сравнению с игрой, придуманной Ваней, они казались примитивом и нелепицей.
Машина позволяла уноситься в восхитительные дали будущих эпох и погружаться в глубины прошлого. Особенно нравились нам рыцарские турниры.
Грязь комьями летела из-под копыт лошадей, а всадники в красивых латах лупили друг друга мечами и ломали копья. Как правило, все оставались в живых.
Мы устраивались где-нибудь рядом и листали прихваченного с собой Вальтера Скотта, сравнивая с реальностью.
Понятно, после такого жмурки во дворе выглядят как наскальные изображения дикаря рядом с киноэкраном. Кстати, бывало, что и наскальные изображения вырубались на наших глазах. Когда мы уходили в седую древность. Какие-то лохматые мужики так отделывали стенки пещер, что только искры сыпались.
И тем не менее мы возились вместе с детворой нашего родного двора.
— Так надо, — говаривал, бывало, Ванюша. — Осторожность и еще раз осторожность. Мы не должны отличаться от всех. — Он не хотел, чтобы не доведенная до совершенства машина попала в чьи-нибудь руки. — Машину поломают, — уверял он, а мне оставалось соглашаться.
Когда настал период погружения в прошлое и ухода в будущее, мы перенесли сеансы на ночь. Соседи по дому, попадавшие в сферу действия машины, уносились вместе с нами, а поутру рычаг времени приводился в нормальное положение, и соседи вставали как ни в чем не бывало, шли на работу. Каждый из них полагал, что в эту ночь ему снился удивительный, великолепный сон, со странностями, правда, но с кем не бывает… Только и всего, сон. Соседи были людьми осмотрительными, осторожными. И никому о странных снах на всякий случай не рассказывали.
Тайна оставалась неприкосновенной.
Только один раз словно бес толкнул меня под бок. На трамвайной остановке я подождал одного из соседей, длинного флегматичного завскладом Клотикова, заговорщически подмигнул ему и сказал, зайдя сзади:
— А хорош был этот, со страусовым пером на шлеме, с крокодилом на щите?
Завскладом дернулся всем телом, уставился на меня, потом, не раздумывая, прыгнул в подошедший трамвай, и его унесло.