Агроном распахнул воротник и прижал ухо к груди космонавта. “Прав ты был, Вася, — думал Егоров, разглядывая иссиня-бледное лицо друга. — У Марса руки длинные…”
— Бьется! — радостно воскликнул агроном.
Он стал на колени у изголовья Василия и сделал несколько ритмичных движений искусственного дыхания.
Егоров занялся девушкой.
“Откуда же столько крови? — напряженно думал геолог. — Ведь они совершенно целы”. И тут он вспомнил вишневую каплю на пальце Оксаны и сердито затряс головой, отгоняя дикую, нелепую мысль.
Валя чуть слышно вздохнула.
— Валя! Валя! — позвал Егоров.
— Смотрите! — воскликнул агроном.
Егоров посмотрел сначала на него. Он увидел кирпично-красное лицо, голубые удивленные глаза в лучах морщин и загорелую руку, вытянутую в направлении автолета.
Ни кровавых брызг на стекле, ни дымящейся лужи крови под машиной не было. Все исчезло. На капоте неясно белел клочок сморщенной ткани, только что покрывавшей всю машину.
— Черт! — закричал Егоров и, подбежав, спрятал лоскуток в карман. Он был мокрый и холодный.
В это время Василий открыл глаза и застонал.
— Валя! — тихо позвал он.
Хлопоты вокруг космонавта и его невесты, вызов врача, долгие объяснения и разговоры с домашними заняли всю вторую половину дня. Наконец Василия уложили, несмотря на его шумные протесты, и напоили чаем с малиновым вареньем. Обложенный подушками, он дико вращал глазами и призывал в свидетели все созвездия вселенной, что здоров, невредим и совсем не хочет лежать. Но Оксана и мать, сидевшие по обе стороны кровати, были неумолимы.
— Ну, поймите, ничего страшного не произошло! Автолет двигался над полем на высоте двух—трех метров. Потом что-то стукнуло нас, и мы потеряли сознание. Вот и все. И нечего мне тут устраивать постельный режим по последнему слову космической профилактики.
— Я сказала, тильки через мий труп, — говорила Ольга Пантелеевна, придавив плечо сына сухоньким кулачком. — Лежи.
Оксана и Егоров, переглянувшись, рассмеялись.
Егоров поднялся к себе на балкон. Он ощущал страшную усталость. Солнце уже зашло, но небо было светлым и алым. Село спряталось в глубоких вечерних тенях.
Егоров достал лоскут неведомой ткани, снятой с автолета. Он стал совсем крошечным. Егоров расправил его и посмотрел на свет. Клочок слегка просвечивал.
— Кожа! Человеческая кожа! Кожа с Оксаниного пальца, — негромко сказал он.
Василий уже сладко дремал на пуховых подушках, когда кто-то настойчиво потянул его за руку.
В мерцающем лунном свете он увидел силуэт друга.
Егоров стоял, прижав к губам палец.
— Тсс, — сказал Егоров. — Идти можешь?
— Да. А что случилось? — спросил Василий, вскакивая. — Что-нибудь с Валей?
— С Валей все в порядке. Пойдем со мной.
Егоров пошел вперед, высоко поднимая ноги.
В доме стояла тишина. Оранжево светилась полоска света под дверью комнаты Ольги Пантелеевны, Егоров провел Нечипоренко на второй этаж в кабинет. Там в неярком свете настольной лампы сидел незнакомый человек.
— Капитан Самойленко, — представился он, вставая.
Василий пожал протянутую руку.
— Этот товарищ приехал, чтобы задержать Тенда, — сказал Егоров. — Анхело убил Дисни, похитил их материалы и сбежал.
— Что? — Василий выпрямился. — Ты понимаешь, что говоришь?
— Понимаю. Время не терпит, Товарищу повезло, что он в этом доме сразу натолкнулся на меня. Тенд — опасный преступник.
— Американцы обратились к нам с просьбой задержать убийцу четырех известных исследователей Марса, — сказал Самойленко.
— Но зачем он это сделал? — вскричал Василий.
— Власть над людьми, золото… а впрочем, черт его знает почему, — сказал Егоров.
— Мне нужно произвести обыск. Вы согласитесь быть понятыми?
Василий, все еще ничего не понимая, кивнул.
— А где же Тенд?
— Они с Оксаной ушли в кино, — сказал Егоров.
Василий молча опустил голову и закусил губу.
— Идите вы вдвоем, я побуду здесь, — сказал он.
Минут через десять Егоров и Самойленко втащили большой желтый чемодан.
— Здесь все колдеровские записи, — сказал Егоров.
Лицо его покраснело от напряжения.
— Все это придется конфисковать, — строго заметил Самойленко.
Он достал папку и с озабоченным видом, чуть прикусив губу, сделал запись. В руках у него появился микрофотоаппарат, Василий смотрел на все происходящее как во сне.
Смысл слов, казалось, не доходил до него.
— Зачем ему это понадобилось? Зачем? — бормотал он.
— Как зачем? — взволнованно сказал Егоров, тыча в лицо космонавта кипу фотографий. — Вот те крестики, по которым Колдер расшифровал запись последнего марсианина. Ты видишь эти бесконечные геометрические узоры? По ним Колдер установил, где находится последняя открытая дверь в Айю! Понял?
— Ну хорошо, допустим, на Марсе такая дверь существует и действует, — возразил Василий, наблюдая, как Самойленко извлекает и деловито фотографирует тяжелые красные кристаллы. Василий хорошо знал их: он тысячами выковыривал их из потолка и стен Красного купола.
— Нет! Совсем нет! — вскричал Егоров. — Может быть, эта дверь является границей антипространства. У нее могут быть совершенно необыкновенные свойства…
— Ну хорошо, — перебил его Нечипоренко, — допустим, все это так. Но ведь у Колдера Дисни этой двери не было, он только знал о ней. Дверь-то осталась на Марсе, ее еще надо найти. Зачем же Анхело надо было убивать…
— Ах, я дурак! — быстро проговорил Егоров. — Ты же не знаешь главного.
Он вскочил с кресла.
— Пойдем, пусть он фотографирует, ему здесь еще много работы! — Егоров указал на Самойленко, озабоченно снимавшего содержимое желтого чемодана.
Василий нехотя вышел на балкон. Егоров подвел его к топчану, над которым висело зеркало Марса.
Золотой обод на нем светился холодным мерцающим светом.
— Пощупай, — прошептал Егоров.
Василий коснулся обода и отдернул руку.
— Что, горячий? — рассмеялся Егоров. Он, казалось, был очень доволен всем случившимся.
— Не горячий, но…
— Жжется? То-то, — Егоров очень суетился. Ему хотелось поскорее поделиться тайной. — Но не это главное, — сказал он. — Смотри в зеркало, что ты там видишь?
— Ну что? Ночь, серп луны, хаты, — начал неуверенно перечислять Василий.
— Так. А вот здесь? Темное такое, продолговатое? Что это?
Нечипоренко присмотрелся к зеркалу.
— Скирда соломы.
— Скирда? Очень хорошо, очень-очень хорошо.
Егоров вышел и вскоре вернулся, неся стакан с водой. Он поставил его на топчан, достал из кармана зажигалку. Щелк! — и коптящий язычок пламени слабо осветил ночной воздух. Запахло бензином. Егоров поднес огонек к зеркалу в том месте, где чернела похожая на гусеницу скирда соломы, и затем отнял огонь.
Василий вскрикнул. Он не мог отвести взгляда от зеркала. Там продолжало гореть изображение.
Егоров осторожно взял Василия за плечи и повернул лицом к селу.
На горизонте к небу рвалось пламя. Ярко-оранжевые языки были отчетливо видны даже отсюда.
Над ними плыли седые клубы дыма, растворяясь в ночной тьме. Багровые ручьи залили почву.
— Что ты наделал?!
— Спокойно! — сказал Егоров. Он взял в рот воды из стакана и тонкой струйкой плеснул в зеркало.
Василий услышал далекий шум, пламя на горизонте полыхнуло раз, другой и погасло. Освещенные лунным светом вверх поползли клубы пара.
— Больше нельзя, иначе можно устроить наводнение, — мирно сказал Егоров.
— Это она? — тихо спросил Василий, указывая на зеркало.
— Она, братец, она, — заторопился Егоров. — Единственная незапертая дверь в Айю. На Марсе она не работала, а в Музыковке, видишь, открылась. Ее не успел захлопнуть рогожинский марсианин. Так и простояла она пять миллионов лет приоткрытой. А может, не миллионов? Анхело решил использовать ее для личных темных целей. Теперь ты понимаешь, зачем после Дисни он пожаловал к тебе? Ты видел, как горело? А ты знаешь, что твой автолет мощностью в тысячу лошадиных сил Оксана прикосновением мизинца сбросила на землю? Нечаянно, конечно. Теперь ты понимаешь, что это за мощь, что за сила?