— Разве вы доставали реактивы таким путем?
— Да… Я был вынужден… после того, как взорвал танкер с нефтью…
— Вы взорвали танкер с нефтью? Вы с ума сошли!
— Я был вынужден… Для проведения опыта мне нужны были деньги. Мне их пообещал один делец за то, что я подложу адскую машину в танкер с нефтью… Ему это было нужно для какой-то аферы…
Моя голова горела как в лихорадке.
— Послушайте, но сейчас такого дельца может не оказаться!
— Окажется… Они есть во все времена… Это стандартизовавшийся тип афериста…
— Но ведь теперь Диков два. Меня волнует вопрос, потопят ли они один танкер общими усилиями или два танкера?
— Не знаю… Если следовать логике событий, то два…
— А почему вы ограбили аптеку?
— Потому, что после завершения дела мой хозяин платить отказался и еще пригрозил тюрьмой.
— Какой ужас! Нет, это просто невероятно! Это нужно немедленно прекратить!
— Увы!
— Вы представляете себе нашествие ваших внуков на семью Сольпов после того, как их будет четыре! Это будет кошмар!
— Будет кошмар…
— Бедные Сольпы!..
— Очень бедные, что поделаешь…
— А после четыре Арчи! Да у вас на ферме скоро дубов не хватит, чтобы…
— К тому времени подрастут другие…
— Они разнесут все аптеки в стране… Потопят весь танкерный флот!
— Наверное…
Я вдруг остолбенел, уставившись в темноту парка.
— Почему вы замолчали? — прохрипел старик, — Я себе представил, как в этом парке будет сидеть сто старых Диков, чтобы посмотреть на тысячу своих стандартных отпрысков. Я представил себе вашу ферму Гринбол, превращенную в фабрику стандартных людей. Ее так и назовут: ферма “Станлю”. И там постоянно будут стандартно воспитываться тысячи, а затем сотни тысяч вегетативных отпрысков и… И нужно будет посадить целый лес дубов… А семейство Сольпов, боже, что в конце концов с ними будет…
— Не знаю, не знаю…
До выхода из парка мы дошли молча. Мне вдруг показалось, что я иду с самой неумолимой судьбой, с материализованным в форме уродливого старца кошмаром, который с неотвратимой неизбежностью должен повториться во все увеличивающемся масштабе. Нет, этого нельзя допустить! Нельзя!
Я схватил старика за руку.
— Послушайте! Неужели вы действительно верите в эту чушь о стабилизации общества через стандартизацию людей?
— А если и нет?.. Какая разница?.. Сейчас делу не поможешь.
— Можно! Нужно предупредить полицию, тайных агентов! Нужно их предупредить всех!
— Вы хотите, чтобы я за свое собственное преступление отомстил своим собственным детям? Ведь во всем виноват я, понимаете, я один! И пусть их сейчас четверо, а после будет шестнадцать и так далее. Они повторят только то, что сделал я! Если и есть смысл говорить о первородном грехе, то он здесь налицо! Я во всем виноват…
Сейчас он по-настоящему заплакал, хрипло, по-старчески, даже не закрывая лица руками:
— Стойте! У меня есть к вам один вопрос!
— Я знаю ваш вопрос, — прохрипел старик, не переставая всхлипывать.
— Нет, вы не знаете, о чем я хочу вас спросить…
— Знаю… Прощайте… Прощайте…
Он быстро засеменил вдоль решетки парка, громко стуча своей тяжелой палкой по асфальту. Я застыл в нерешительности, глядя на сгорбленную удаляющуюся фигуру страшного старца, пока он не скрылся в темноте.
Я так и не спросил старика, передал ли он своим отпрыскам тайну профессора Форкмана.
С момента этой странной встречи прошло несколько десятков лет. И вдруг я стал замечать, что на моем пути стали часто попадаться очень похожие друг на друга лица, что они одинаково одеты и говорят об одном и том же. Очень похожие молодые мамаши нянчат совершенно одинаковых младенцев.
С экранов кино на меня смотрят одинаковые актеры и актрисы. Почти тождественные лица и фигуры мелькают на обложках журналов и книг.
Вот поэтому и еще по многим другим причинам я иногда думаю, что где-то действительно существует ферма “Станлю” и ей оказывают поддержку могущественные фирмы.
А. ДНЕПРОВ
СЛУЧАЙНЫЙ ВЫСТРЕЛ
Из газет все знают, как погиб доктор Глориан.
Якобы накануне своего отъезда на охоту он чистил ружье и оно случайно выстрелило. Говорят, что любое оружие, хотя бы один раз, стреляет помимо воли хозяина. Корреспонденты так и изображают гибель Глориана.
Я бы никогда не написал этого документа, если бы вскоре после смерти Глориана в газетах не появилось заявление его адвоката, Виктора Бомпа, о том, что по просьбе жены и ближайших родственников он не будет вести расследования обстоятельств гибели ученого. “Пусть люди сами решат, — писал Виктор Бомп, — было ли это самоубийство или несчастный случай”.
Я не знаю, что это было. Но коль скоро людям предстоит сделать выбор между двумя решениями, из которых для моего друга Глориана правильным было только одно, я чувствую себя обязанным опубликовать некоторые факты.
Итак, Роберт Глориан погиб ровно через три часа после того, как мы с ним распрощались на пороге кафе “Мальта”. Я до конца своей жизни буду помнить выражение его лица. Он был бледен, как будто была ночь и его лицо было освещено лунным светом. Пожимая мне руку, он сказал:
— За тридцать лет я ни разу не ошибался. Конечно, в математике. Жизненные просчеты — это другое дело…
Я вспомнил его жену, Юджин, и понимающе кивнул головой. Мне всегда казалось, что Глориан с ней несчастлив. Я часто наблюдал их со стороны: между ними существовала неприязнь, впрочем, это часто бывает между умным мужем и умной женой. Я не раз слышал, как Юджин говорила:
— Эти математики сейчас кругом суют свой нос. Они изгадили человеческую жизнь.
В ее словах была доля правды.
В тот вечер мы сидели и разбирали теорему фон Неймана и Моргенштерна об играх с нулевой суммой: Математически можно строго показать, что в так называемых салонных играх каждый проигрывает ровно столько, сколько другой выигрывает. Теорема фон Неймана — это, так сказать, закон сохранения ставки при игре. Затем мы с Робертом стали обсуждать более сложные ситуации и в любом случае приходили к одному и тому же выводу: всюду идет игра с нулевой суммой. Когда мы заговорили о математической теории человеческих конфликтов, к нам подошла Юджин:
— Вот что. Мне противно вас слушать. Вы раскладываете мысли и чувства на какие-то коэффициенты невырождающейся матрицы. С вашего разрешения, Роберт, я иду в “Мальту”.
Роберт жалко улыбнулся и кивнул головой. Мне тогда показалось, что, отпуская жену в ночной клуб, он просто старался о ней не думать. Он заговорил о недавно вышедшей из печати книге Льюиса и Раффа, где математическая теория конфликтов была доведена до высшей степени совершенства.
Юджин ушла, а мы просидели в кабинете Роберта до трех часов ночи. Не помню всех подробностей нашей дискуссии. Но только разбирая главные направления конфликтов в нашем обществе, я заявил:
— Наша экономика, как ты сам доказываешь, является не чем иным, как своеобразной игрой между предпринимателями и потребителями. Я могу показать на простом примере, что эта игра обречена. Тебе, Роберт, известно, что все наши промышленники стремятся к полной автоматизации. Они успешно претворяют ее в жизнь. С каждой новой автоматической линией на улицу выбрасываются тысячи, десятки тысяч людей. Они становятся безработными. Стремясь меньше платить и больше получать, владельцы предприятий рано или поздно придут к полной автоматизации производства.
— Ну и что же? — с усмешкой спросил Роберт.
— А то, мой дорогой, что тотальная автоматизация позволит предпринимателям полностью избавиться от труда и услуг рабочих и выпускать любое количество продуктов потребления, но их никто не сможет покупать. Люди, лишенные труда, не имеют денег и, следовательно, не смогут приобретать того, что будет производиться машинами-автоматами.
Роберт Глориан пожевал нижнюю губу, медленно провел рукой по седой голове и уверенно сказал:
— Из этого следует только один вывод: автоматизация никогда не будет полной. Такая игра не на, пользу нашему инициативному предпринимательству.