Выбрать главу

Так было все три последних дня. Ребята приходили к нему, предлагали ночевать, но он не соглашался. Леонид приходил тоже каждый день. Говорил Ваня, что бывал пьян сильней, чем обычно. Вот тоже странный человек, судя по рассказам.

Я как женщина думаю, что, наверное, у него с женой неполадки… Ваня отрицает. Но он может и не знать. В общем он вызывает во мне какую-то неприязнь. В воскресенье пришел на операцию, простился, посидел угрюмый, пока Ваня уснул, и ушел, прямо убежал, не сказав ни слова. Трезвый был, кажется, а может, я не разобрала, не до того было.

Каждый вечер были слезы. Я бы могла и дольше у него пробыть. Павлу я не объясняла, куда иду. “Мне нужно уйти на некоторое время”. Он не спрашивал. Тоже трудное дело, но об этом говорить не стоит…

Последний вечер. Он очень ослаб от подготовки, потому что уже два дня через рот не получал ничего, кроме чая, кофе и немного бульона, И без того был худ, а тут живот запал до самого позвоночника, только селезенка выпирает в левом подреберье. Было странно видеть его, когда слушала сердце: такой знакомый, а теперь изменился. Он стеснялся, а у меня навертывались слезы. Я даже не знала прежде, что такая слезливая.

Ваня лежал на диване в пижаме под одеялом, как настоящий больной. Разумеется, настоящий. А какой же? Столик подвинут вплотную, на нем газеты, журналы. Когда я пришла, он что-то писал.

Я поцеловала его, как всегда. “Посиди минутку, я кончаю свое завещание”. Я сидеть не стала, потому что не любит, когда смотрят на него во время писания. Раньше не раз говорил, что не может работать в моем присутствии. Спросила, пил ли чай, и пошла готовить на кухню. Сама тоже была голодна, но в шкафу и в холодильнике ничего не было. Я не поняла: куда девалось? Смолола кофе и включила кофеварку.

Еще подумала о ней: “Отдал бы мне”, — и устыдилась: такая мелочность. Он довольно быстро закончил и позвал меня: “Лю!” Мне нравилось, когда он так звал. Это бывало не всегда.

Я вошла, он улыбается. (Подумала еще, помню, что улыбка стала еще милее). — Все земные дела закончил.

Потом прочитал мне вслух свое завещание, спросил: “Как?” Я одобрила, хотя мне показалось, очень сухо, но я плохо понимаю в официальном стиле. Докладные записки, объяснения, что приходится писать заведующему отделением, мне всегда трудны. Но порядки в отделении у меня хорошие, это не только комиссии говорят, но и больные. Опять хвастаюсь, но ведь у каждого человека должна быть гордость за свое дело.

Кофе вскипел, я убрала газеты и накрыла на этом столике.

Он пожалел, что нечем меня угостить. Еще смеялся: “Выбросил все в мусоропровод, боялся, что не утерплю. Была ветчина и рыба копченая”. Просил налить покрепче кофе, но я не согласилась: боялась, что не уснет. (Снотворное я не принесла). Трапеза наша кончилась быстро. Я выпила очень сладкий и крепкий кофе, голод мой утих. Беседа шла спокойно.

Ваня держался хорошо. Все время смотрел на меня, за руку трогал, как бывало раньше, не хмурился и не замыкался.

Я была рада, что он такой собранный. Говорил: “Я как будто перед отъездом: дома все надоело завтра сяду в поезд, одноместное купе, засну и проснусь на новом месте”.

Может быть, ж не совсем те слова, но смысл помню. Потом добавлял со смешком: “Ну, а если ночью будет крушение, то а не проснусь!” Говорил, что больше всего жалеет оставлять меня. Но, наверное, лицемерил, я почувствовала. Хотел сделать приятное.

Он всегда хорошо ко мне относился, мягко, ровно. Уже когда болел, говорил: “Спасибо тебе за теплоту. А то б так бы и умер несогретым”.

В тот последний вечер мне не хотелось говорить об операции, но Ваня упорно возвращался к ней. Все уже обсуждено, роли распределены, и вообще менять что-нибудь уже поздно. Беспокоился, как бы не раскрыли тайну и не помешали.

Но это было маловероятно. Участников предполагалось всего семь: Юра, Вадим, Поля, Игорь, я, Володя-анестезиолог и еще одна лаборантка, Валя. Разумеется, вся лаборатория готовилась, но не знали, для чего. Было объявлено, что в понедельник утром начнется опыт с гипотермией, которая должна длиться мною дней. Под этим предлогом проверялась аппаратура, стерилизовались белье и инструменты, заготовлялись растворы, медикаменты и реактивы. Даже собаки были выбраны.