Невероятно. Я ученый, реалист — и вдруг такие фантазии.
Как мальчишка!
— Иван Николаевич, ребята! Просыпается! Смотрите!
Это Мила. Она помогает собаке дышать, поэтому все время смотрит на ее морду.
Все столпились. В самом деле: глаза открыты и взгляд осмысленный. Недоумение: “Что со мной?”
— Как его зовут? Покличьте! (Черствый человек — даже не удосужился узнать кличку.) — Дружок, Дружок!
Делает попытку пошевелить головой.
Проснулся пес! Проснулся! Два часа при температуре два градуса!
— Давайте уберем трубку? Она ему, бедненькому, сильно мешает.
Это сердобольная Лена. Юра протестует (как физиолог!).
— Нет, нельзя убирать. Дыхание еще неэффективное. Наоборот, мне кажется, нужно дать легкий наркоз, например закись азота. Пусть спокойно полежит, пока органы придут в. норму. Да и записывать показатели будет удобнее, а то ведь он будет брыкаться.
— Можно увезти АИК? Нужно мыть аппарат, а то кровь присохнет. — Алла беспокоится о своем объекте.
— Да, конечно. Вадим, распорядись об удалении трубок из артерий и вен. Катетеры для измерений, разумеется, оставить.
Вадим занялвя этим сам. Он настоящий экспериментатор, любит рукодействовать.
Еще раз смотрю на ленту с кривыми: все в порядке. Энцефалограмма показывает сон — высокие редкие волны. Кровяное давление восемьдесят пять. Этого достаточно. Сердце частит: 140 ударов в минуту. Нужно попытаться замедлить. Есть лекарства.
В операционной шум. Разрядка. Открылся клапан. Прислушайся, о чем они? Вадим с Полей наклонились над собакой, заняты делом и мирно обсуждают дефекты опыта. Нужно было подольше погонять АИК. Проверить прерывистый режим — может быть, допустимы долгие перерывы?
Лена и Петя наносят на график цифры из таблицы. Сплетничают о ком-то: “…исчез и явился только к концу…” Наверное, о Семене. Он мне не нравится сегодня. Безучастный. Что-то за этот месяц произошло. Перессорились. Уже лагери, склоки.
Игорь и Рита ничего не делают, просто болтают и смеются.
Да, о водных лыжах: “… Как трахнется! Думала, не вынырнет…” Взгляды с тайными мыслями. Игорь тоже парень не промах. Пусть. Один Юра что-то сосредоточенно считает на карманной линейке и записывает в свою книжечку. У него там масса сведений.
Я завидую. Хочется вступить в один из кружков, смеяться, шутить, как все.
И не могу. Не умею, нет слов. И никогда не умел и всю жизнь страдал из-за этого. Ничего, переживем. Слабость. Боль в животе.
Домой можно бы идти, но еще хочется понаблюдать за собакой хотя бы часок. Чтобы чего-нибудь не пропустить.
Но и здесь оставаться не хочу. Стесняю. В кабинет. Поговорить с Юрой. Его можно позвать: выхаживание собаки поручено Вадиму.
— Юра, пойдемте в кабинет, обсудим кое-какие клинические вопросы. (Чтобы другие не ревновали.) Вы можете оторваться?
— Да, конечно. Теперь записи редки.
Идем молча. Каждый — о своем. Пропустил я чего-то в жизни. А может быть, и нет. Нельзя все — чем-то нужно жертвовать. Хотел бы ты изменить свою жизнь? Нет, но все равно жалко. Оставим.
— Юра, я должен поговорить с тобой об очень серьезном деле.
— Что такое?
— Я хочу назначить тебя своим преемником.
— Ну что вы! Кто же меня оставит? (Значит, “кто же”, а сам согласен.) Да и сам я не справлюсь. (Догадался — скромность украшает. Не верю. Но это хорошо. Нужно дерзать.) — Справишься. Давай без ложной скромности.
Думаю: настоящий работник не должен отказываться от дела, даже если оно несколько превышает его силы. Это стимулирует.
Снова МОЛЧИМ. Пришли. Устал.
— Ты меня извини, я прилягу. Что-то утомился. Садись в кресло рядом.
(Иллюзия близости. А для него, наверное, только шеф?) Молча садится, смотрит на меня. Хорошо смотрит.
— Ты знаешь, что я это делаю не ради личных симпатий. (Хотя и это.) Чтобы дело не пропало, а ты, наверное, сможешь. Но я хотел бы слышать, что ты будешь делать в своей лаборатории.
(Жесткие условия. Ничего, если есть мысли в голове, скажет.)
— Так прямо сейчас? Экспромтом?
— Не притворяйся. Ты небось думал.
— Думал, но не систематизировал. Не смогу хорошо изложить.
— Ничего.
— Тогда разрешите мне начать несколько издалека?
— Пожалуйста.
— Сначала нужны общие принципы: познание — моделирование, мозг — огромная моделирующая установка… Помните, мы говорили.
(Да, знаю. Модели из нервных клеток. Этажный принцип моделирования: модели звуков, слов, смысла фраз, глав, книги. Дополнительные модели, отражающие качества… Не будет же он рассказывать все это?)
— Человек имеет развитые двигательные программы, которыми он воспроизводит свои корковые модели физически — слова, рисунки, вещи. Модели вне мозга.
— А творчество?
— Есть программа творчества: создание сложных моделей из элементарных. Комбинации, приобретающие новые качества.
— Ну и что?
— Последние двадцать лет большой скачок техники — ЭВМ. Есть возможность создавать искусственные моделирующие установки, на которых можно строить сложные модели, и не статические, как в книгах или схемах, а действующие. Это важнейший шаг вперед. Целый коллектив ученых создает модель, и она будет умнее каждого из них.
(Конечно. Кора слабовата в этом плане — действующие модели. Но не нужно переоценивать машины. Возразить.)
— Этого пока нет. Многие оспаривают.
— Нет, так будет. Конечно, цифровая машина не фонтан, очень трудно составлять программы для моделирования сложных систем. Но и это совершенствуется за счет всяких вспомогательных машинных языков, вы знаете. Алгол и прочее. Кроме того, создаются специальные машины с объемным принципом переработки информации, как в мозге.
— Пока ничего реального нет.
— Но каждые три года скорости и память машин возрастают вдвое. Будет.
— Допустим. Но давай поближе к физиологии.
— Нельзя заниматься одной физиологией и не смотреть дальше. Для меня физиология интересна как первое приложение общих принципов построения науки. Если позволите, я сделаю попытку. Тут и ваших мыслей много.
(“Принципы”. Мальчишка — и уже “общие принципы”.)
— Валяй.
— Любая частная наука — это моделирование некоторой части мира, какой-то системы или нескольких систем, объединенных общностью структуры или функции. Например, цитология изучает клетку, а социология — общество. В любом случае создаются модели, отражающие особенности структуры и функции соответствующих систем. Точность науки определяется степенью совпадения моделей с объектом.
(Это бесспорно.)
— Можно наметить несколько периодов в развитии каждой науки. Первый период — наблюдения системы с помощью органов чувств, пусть вооруженных всякими телескопами, микроскопами. В результате создаются приблизительные модели в коре, отражающие общие сведения о системе. Потом они выражаются физически — в описаниях, рисунках, схемах. Это качественные модели, гипотезы. Второй период — количественные исследования. Задачей их является цифровое выражение качественных гипотетических зависимостей в изучаемых системах. Третий период — создание действующих моделей, в которых отражена гипотеза о структуре и функции системы с количественными зависимостями. Я понимаю их как сложные электронные аналоговые устройства или программы для универсальных цифровых машин. Прототипом таких устройств, как вы понимаете, является создаваемая нами модель внутренней сферы организма.
(Хорошо, что вспомнил.)
— Четвертый период — это создание управляющих машин или программ. Они должны обеспечить такое управление системы, чтобы перевести ее из любого данного состояния в другое, которое нужно. Это и есть оптимальное управление. Конечно, можно управлять и приблизительно, сложные саморегулирующиеся системы, как, например, организм, исправляют ошибки, однако до определенного предела. Пример — дефекты лечения. Вот это общие принципы, Иван Николаевич. Согласны?
Правда, тут ничего нового нет… Мне кажется, они приложимы к любой науке: везде нужны количественное, числовое выражение зависимостей и действующая модель.