— Его я беру с собой, — сказал Колин. — Действительно, парень это не намеренно…
Юра поднял на него глаза, и Колин даже испугался — такая в них была благодарность.
— Мало ли что — поможет мне в дороге… — Ни к чему говорить, что он просто обезвреживает мальчишку.
— Ну вот и хорошо, — сказал Ван. — Он сможет в эти дни жить нормальной жизнью, только если будет активно, ощутимо участвовать в спасении товарищей. А тебе второй человек действительно будет очень кстати…
— Конечно, — поддержала Нина. — Двое суток физического времени не шутка. Со всеми твоими тонизирующими ты можешь и не выдержать. А вдвоем — куда легче. Сможешь отдохнуть, когда он сидит за пультом.
— Знаем, как он сидит за пультом, — не удержавшись, пробормотал Колин. — Слишком много рестов надо иметь для такого удовольствия…
Колин взглянул на часы.
— Время! — сказал он. Кивнул Юре: — Пошли.
Парень вскочил и не удержался — изобразил торжествующий рык своего любимого Рексика. Колин поморщился.
— Ну, так вы здесь… осторожнее с энергией, — сказал он на прощанье. — На всякий случай, проверьте маяк. Вдруг в шахте окажется еще чья-нибудь экспедиция… Только если вас заберут — оставьте здесь вымпел суток на трое, на это хватит одной батарейки. В знак того, что с вами все в порядке… — Он умолк и подумал, что сказал, кажется, все. Или нет? — Да, лишнее перед уходом дехронизируйте. Нечего тратить энергию, всякую рухлядь тащить в современность…
Теперь, кажется, все. И однако оставалось ощущение, что еще не все сказано, разговор не закончен. Все молчали, как будто ждали чего-то. Тогда Колин тихо сказал:
— Ну, прощайте, друзья мои. В случае чего…
Губы всех шевельнулись одновременно. Нина неожиданно схватила Юру за плечи, обняла, поцеловала, отвернулась…
Колин захлопнул за собой дверцу. По узкому проходу добрался до своего кресла в передней части машины. Уселся.
Юра сидел сзади; когда Колин проходил мимо, покосился на начальника.
— Ладно, — сказал Колин. — Садись тут, рядом. Если выскочим, я тогда с тобой по-настоящему поговорю. А до тех пор все разговоры на эту тему отменяются…
Вот так и следовало сказать. Значит, можно держать себя в руках? Можно еще водить экспедиции…
— Следи за барохронамн, — распорядился Колин, чтобы сразу дать парню определенное дело. — Если давление скакнет за красную — скажи сразу. Субвремя не любит шуток. Не забудь: мы везем с собой все важнейшие данные экспедиции. Может произойти что угодно — они пропасть не должны. Так что дехронизироваться нам еще рано…
Сквозь прозрачный купол он улыбнулся тем, кто стоял чуть поодаль от машины. Они смотрели на Колина странно: как-то очень хорошо смотрели. И не потому, что его задача была труднее или опаснее, — наоборот, вероятность погибнуть для них была даже больше. Так в чем же дело? Расчувствовались?
Непохоже…
И вдруг он понял: все дело в том, что он берет с собой парня. Берет, чтобы изолировать, а они поняли, что он его спасает, надеясь сберечь…
“Вот еще, — подумал Колин. — Стал бы я… Хотя…” Он включил ретаймер.
3
Он включил ретаймер. Постепенного перехода не было.
Просто какой-то очередной квант времени, реализуясь, продолжил мир уже без них. Для оставшихся хронокара вдруг не стало, для Колина и Юры перестало существовать все остальное.
Время исчезло. Часы шли, но они ничего не отсчитывали…
Колин усмехнулся. Да, времени нет — исторического. Никто не может сказать, в каком году мы находимся, какой час показывают стрелки, день сейчас или ночь, лето или зима… Но физическое время идет, нам его не обмануть, и пройдет еще немало часов, пока мы вынырнем в эоцене. Там нас почти наверняка ждут ресты. Драгоценные, оставленные Сизовым. Вот он ругался, когда обнаружил их… Он иногда бывает невоздержан на язык, Сизов. Но это ничего.
А пока будем внимательнее следить за тем единственным рестом, который работает. Который только что и унес нас из исторического времени…
Колин медленно, по раз навсегда установленному порядку, осматривал приборы, читал их показания. Иногда, когда стрелки устремлялись враздрай, он слегка поворачивал лимбы на пульте, и стрелки возвращались в нормальное положение, колеблясь в унисон. Этим внешне и ограничивалось искусство управления хронокаром, сущность же его заключалась в том, чтобы чувствовать все и предпринимать нужные действия хотя бы на полсекунды раньше, чем просигналят приборы.