— Да, — сказал Колин.
— Но, может быть, вы его еще поймаете…
— Ветра в поле.
— Да нет… Сизов будет брать два контейнера в миоценовой группе. Так вот, там он наверняка наткнется на ресты.
— Понятно, — сказал Колин. Он оживился: ну, еще один этап они, может быть, проскочат без приключений. А там, если Сизов и в самом деле полезет в багажник… — Ты, правда, так думаешь? — строго спросил он. — Или утешаешь?
— Ей-богу, — ответил Петька.
— Тогда мы поехали. Позавтракаем в дороге.
— Давайте. Поезжайте поскорее. Буду ждать вас.
— А ты не спи, — сказал в ответ Колин. — Работай. Из глубокого минуса данные есть, остановка за вами. Срок экспедиции истекает. Ну, удачной работы!
— Счастливо! — откликнулся Петька.
Снова настала розовая тьма. Теперь Колин больше не думал о сне — за рестом надо было следить, ни на миг не спуская глаз с барохронов. Указатели давления времени, которые раньше казались неподвижными, теперь плясали, отмечая флуктуации плотности. От этих явлений можно было ожидать всяческих неприятностей…
Хронометр неторопливо отсчитывал физические секунды, минуты, часы. Колин сидел, и ему казалось, что с каждым движением стрелки он все больше тяжелеет, каменеет, превращается в инертное тело, которое даже посторонняя сила не сразу сможет сдвинуть с места, даже в случае самой крайней надобности. Сказывалось расхождение между напряжением нервов (его можно было сравнить с состоянием средневекового узника, голова которого лежит на плахе, и топор занесен, но все не опускается, хотя и может опуститься в любую минуту) и вынужденной неподвижностью мускулов всего тела, для которого сейчас не было никакой работы — никакого способа снизить нервный потенциал. Колин подумал, что руки у него, по сути дела, так же связаны, как и у только что придуманного им узника. Да, невеселое положение…
Юре тоже несладко. Пожалуй, здесь он в полной мере почувствует, что такое последствия его глупостей. Тоже никакой разрядки.
— Сходи посмотри, как там рест — не очень нагрелся? — сказал Колин, хотя термометр находился у него перед глазами. Ничего, пусть парень сделает хоть несколько шагов, все-таки разомнется. — Посмотри, равномерно ли греется…
Юра радостно вскочил. Вернулся он быстро, губы его были плотно сжаты.
— Так я и думал, — сказал Колин. — У него одна сторона была сильнее подношена.
— Надо охлаждать, — сказал Юра.
— Такой системы не предусмотрено.
— Вручную. Возьму баллончик с кислородом, буду обдувать по мере надобности…
— Не лишено целесообразности, — пробормотал Колин. — Только там же не только сесть — стоять негде. В три погибели… Долго там не простоишь.
— Простою, — сказал Юра.
— Иди.
Смотри — пригодился и в самом деле. А мысль неплоха.
Свидетельствует о том, что начатки умения мыслить у него есть.
Снова потекло время. “В три погибели в этой жаре, — подумал Колин. — Там каждая минута покажется часом… Если так, то, может быть, все-таки чуть ускорить темп? Сэкономить эту минуту?” Он покачал головой: хорошо бы, конечно, но нарушать ритм, в котором сейчас работает рест, нельзя. Именно это нарушение ритма может оказаться катастрофическим. Нет, изменять темп нельзя. До следующей группы придется дойти в том же ритме. “Терпи, парень!” — подумал Колин, словно именно парень уговаривал его увеличить темп.
Они дошли в том же ритме. Когда время вдруг окружило их, историческое время со всеми своими камнями, жизнями и проблемами, Колин еще несколько секунд не поднимал глаз от приборов. Дошли… Все-таки дошли… Он покосился на парня, который, согнувшись, пробирался к своему креслу. Да, пришлось несладко, очень несладко… Колин следил, как медленно возвращаются к своим нулевым позициям указатели приборов, ведавшие всей работой только что выключенного ретаймера.
А если бы тогда усилить темп — сидели бы они сейчас здесь и возвращались бы стрелки так же медленно на свои места?
Юра, посидев несколько секунд, поднялся и вылез из машины. Поднялся и вылез. А тогда, может, и некому было бы уже вылезать и не из чего… Не было бы ни хронокара, ни стрелок и никакой надежды для тех, кто еще живет, поглядывая на индикаторы своих энергетических экранов.
Колин вздохнул. Юра не вскочил обратно в машину, чтобы обрадовать. Значит, рестов не было и здесь.
Он неуклюже вылез из хронокара, чувствуя, как затекло все тело. Столько времени без движения. Юра и Тер-Акопян подошли, лица их были серьезны.
— Он не оставил, — сказал Юра едва слышно.