То, что действие романа Г.Гуревича происходит при завершенном коммунизме, заставляет предполагать, конечно, что человечество справится с возникшими трудностями без трагедий, но вовсе не снимает остроты конфликта. Наоборот, очень интересно, как он разрешится в обществе, где не будут соединяться корысть одних, невежество других, равнодушие третьих.
Тут нас постигает разочарование. Если предлагается какое-либо решение, то поверхностность здесь неуместна. Уж лучше совсем ничего не предлагать. Правда, писатель приводит довольно наивные споры вокруг изобретения Гхора; иные даже предлагают «закрыть» ратомику, дабы не вводить умы во смятение. Но споры решаются весьма просто: голосованием. 92,7 процента людей высказываются «за», и соответственно рекомендуется всем освобожденным от труда перейти к творческой работе. Слушали — постановили — перешли к творческой работе. И все? И все. Вот как это просто… Предположим, что такой аппарат изобретен в наши дни. В романе М.Емцева и Е.Парнова «Море Дирака» дело так и обстоит.
Не придем ли мы к выводу, что изобретение было бы сейчас преждевременным? Ведь оказалось же человечество явно не подготовленным к владению атомной энергией. Вывод этот кажется чудовищным: отказаться от аппарата, способного накормить всех голодных, способного обеспечить необходимым всех людей. Однако от вопроса, что будут делать эти обеспеченные люди, не уйти никуда.
На него, конечно, прежде всего должна ответить наука, но дело это не только сугубо научное, но и идеологическое, а значит, это дело искусства, литературы.
«Еще в школе говорили воспитатели Киму, что только многосторонний, пятилучевой человек может быть по-настоящему счастлив…»
«Будь, словно алая звезда,
Пятиконечным», -
призывали того же Кима школьные хрестоматии…» Вернемся снова к повести Г.Гуревича «Мы — из солнечной системы». Что же это за немного непривычно сформулированные требования педагогов будущего общества? «Первый луч трудовой…», «Вторым лучом считалась общественная работа…», «Личная жизнь была третьим лучом человека…», «Четвертым лучом считали заботу о своем здоровье…», «Увлечение было пятым лучом — то… что по-английски называлось хобби…» Хотел того Г.Гуревич или не хотел, но он точно и, можно сказать, остроумно указал на один из главных пороков в изображении положительного героя фантастической литературой. Она часто начинает рисовать человеческий характер по чертежу, где все основные параметры заданы техническими условиями. О героях, сконструированных таким способом, хорошо сказал Б.Агапов: «Смотрите, каковы эти покорители космоса! Они выписаны по древнегреческим канонам — с прямыми, по линейке носами, с вычурными, по лекалу, ртами, с глазами, вытаращенными в неизвестность, и с решимостью немедленно умереть, что они и осуществляют тут же перед зрителями, поскольку всякая жизнь в них отсутствует».
Но человек не геометрическая фигура, и рецепт не лучшее средство для его изображения. Да Г.Гуревич и сам не пытался изображать симметричных морских звезд. Для того чтобы как-то оживить свои персонажи, он делает их… «однолучевыми». Так, его Ким — воплощение верности и самоотверженности, Лада — порывистости и беззаветной любви, Гхор — талантливый честолюбец, Ааст и другие инженеры — ограниченные фанатики. (Совершенно непонятно, между прочим, как такие, мягко говоря, недалекие люди могли попасть в Совет планеты…) Но изображение в человеке только одной, господствующей страсти при отсутствии полутонов наталкивает на некоторые литературные ассоциации. Люди далекого коммунистического завтра вдруг начинают конкурировать с персонажами классицистических пьес.
Г.Гуревич употребил в книге удачное обозначение для этой «однолучевости», которая — увы! — равнозначна одноплановости. Пилот Шорин (он тоже фанатик — фанатик космоса) считает, что у каждого человека есть своя жизненная «функция», задача состоит в том, чтобы понять ее и бросить все силы на служение своей «функции». Функция вместо человеческого характера. Боюсь, что вся эта математика довольно далека от завоеваний современной прозы.
Насмотревшись в научной фантастике на различные сделанные по лекалу «функции» и «звезды», Владимир Тендряков в повести «Путешествие длиной в век» ударился в другую крайность. Полемически противопоставляя своих героев «функциям», одевающимся обычно в туники или серебристые комбинезоны из неведомых тканей, писатель облачил их в строгие черные костюмы, мятые рубашки, простые сарафаны; он заставил их радоваться обыкновенным житейским радостям и горевать от обычных житейских невзгод. Они радуются рождению ребенка и горюют, когда близкий человек умирает. Само по себе описание обычной смерти оказалось чрезвычайно новаторским шагом. Герои научно-фантастических книг частенько гибнут, это да, особенно во всяких экзотических местах, например, в вулканах Венеры, но чтобы они просто так умирали, от старости, в своих кроватях, до такого фантастика еще не доходила.
Надо сказать, что и научная гипотеза, на которой строится сюжет «Путешествия длиной в век», оригинальна, и написана повесть, не в пример иным фантастам, хорошим и прозрачным языком. И всё же при всех ее достоинствах повесть В.Тендрякова не привлекла к себе такого внимания, какое обычно привлекают новые книги этого талантливого писателя. Я думаю, главным образом потому, что его герои слишком уж похожи на нас. Если нет никаких отличий, то это начинает ощущаться как неполнота, как несоответствие тем необычным (по крайней мере для нас) условиям жизни, в которые герои поставлены волей писателя. Но можно ли реалистически отобразить черты, совершенно нам неведомые? Стоит ли повторять, что писатель отразит лишь свое представление о людях будущего, но это представление должно быть убедительным?
В большинстве научно-фантастических книг происходит следующее: изображенные в них люди душевно остаются безучастными к тем великим свершениям, которые творятся вокруг них. Я уже приводил пример с ратомикой. Но фантасты часто ставят своих героев в ситуации, которые должны действовать еще сильнее, поражать еще больше.
Тот же Г.Гуревич не ограничивается в книге изготовлением и «доставкой» на дом вкусных пирожков; оказалось, что ратоматоры способны воспроизводить и людей. Один маленький озорник случайно залез в аппарат и оттуда вылезли два маленьких озорника.
Как же реагировали окружающие на такое чудо? Довольно спокойно:
«— Я все думаю, Том: какое неприятное открытие, неужели людей будут штамповать теперь? Это было бы ужасно!
— Не обязательно людей… Можно зверей. Например, обезьян. Шимпанзе так трудно выпросить для опыта.
Нина неожиданно расхохоталась…»
Но этого мало. Ратоматор способен «выдавать» улучшенные копии: вместо немощного старика из камеры выходит цветущий юноша. А так как запись можно сохранять и воспроизводить неограниченное число раз, то, следовательно, человечеству даруется бессмертие. Но даже и такое свершение тоже не слишком-то потрясло общество в книге Г.Гуревича. Бессмертие так бессмертие, отлично, товарищи ученые, продолжайте в том же духе! Если бы автор попытался сделать необходимые выводы из своей посылки, то повесть приобрела бы куда больший интерес.
Снова можно сказать: что за современная проблема! Но ведь и это, казалось бы, совершенно фантастическое действо тоже лишь превращенное отражение сегодняшних забот: огромности и серьезности проблем, которыми занимается сейчас наука. Вот сделанное с явным испугом заявление сорбоннского профессора А.Ложье: «Успехи биологической науки предвещают, что уже в недалеком будущем — скажем, в течение нескольких поколений — родители смогут заранее предопределять пол своих детей. Другая вполне реальная перспектива — наделение живых существ, в том числе я человека, желаемыми физическими и духовными качествами.