— Только одно. Долго ли вы не летали? Точно.
— Да постойте, Серегин. Что вам дадут цифры? Ну, пусть он не летал даже пять лет — выработанные рефлексы и навыки ведь не исчезают… А вот почему вы не летали? Это важнее.
— Женился, — сказал Рогов, — жил на Земле. Отдыхал, можно сказать.
— Я вас понимаю. Человеку необходимы перемены… А теперь, следовательно, семейная жизнь вам приелась, и вы решили…
— Нет, — сказал Рогов. — Не то чтобы мне надоело…
Было в его голосе что-то такое, что заставило обоих собеседников вглядеться в Рогова повнимательнее. Нет, все было в порядке: рослый, плечистый человек лет сорока, с гладким лицом и уверенными движениями. Но вот только что им послышалось что-то?.. Какое-то горькое превосходство, что ли?
— Вот как? А почему же вы решили, выражаясь высоким штилем, вновь покинуть Землю?
Рогов подумал и пожал плечами.
— Понимаю: вы затрудняетесь ответить. Это даже неплохо: ваше желание, значит, естественно, органично…
— Много ли у вас детей? — спросил Серегин. — И согласна ли жена?
— Дети выросли, — сказал Рогов. — Жена умерла.
— Простите, — сказал Серегин.
— Нет, позвольте! — возмутился Говор. — Что значит — простите? Как это — умерла жена? У нас стопроцентная гарантия жизни, каждый человек уже сегодня доживает до своего биологического рубежа, а вы говорите — умерла жена! Отчего? Непонятно.
— Очевидно, — сказал Рогов, — достигла своего рубежа.
— Во сколько же это лет, если не тайна?
— Ей было сто два, — сказал Рогов.
Говор развел руками, высоко подняв брови.
— Сто два? Простите, а сколько же тогда лет вам? — спросил Серегин.
— Двести двадцать семь, — сказал Рогов.
— Да нет, — поморщился Говор. — Нас интересует не это. Не ваши релятивистские годы, не время, прошедшее на Земле, пока вы летали на околосветовых скоростях. Мы хотим знать ваш реальный, физический, собственный возраст, вы поняли? Годы, которые вы прожили. Ясно?
— Отчего же, — сказал Рогов. — Ясно.
— Итак, вам…
— Двести двадцать семь. Релятивистских — более трехсот.
Говор схватил бокал и снова со стуком поставил его на столик.
— Скажите, Серегин, — сердито спросил он, — кого вы мне рекомендуете? Я просил пилота, а наш друг Рогов, кажется, мистификатор? Двести двадцать семь лет? А почему не больше?
— Двести двадцать семь, — сказал Рогов, пожимая плечами. Он не обиделся. — Больше не успел.
— Просто интересно! Но вы понимаете, Рогов, в этом-то вопросе мы специалисты. Возраст — это, так сказать, наша профессия. И будь вам действительно… Ну, не двести двадцать семь, конечно, но хотя бы полтораста… Учитывая ваш облик и состояние здоровья, мы изучали бы вас как редчайшую из редкостей, биологический раритет. Но почему же мы до сих пор о вас ничего не слышали? А?
— Не знаю, — сказал Рогов. — Я не думал, что обо мне кто-то должен знать.
— Но позвольте! Вы же живете не в пустоте! Люди…
— Большую часть жизни, — сказал Рогов, — я провел как раз в пустоте.
— Да, конечно. Однако же…
— Позвольте мне, — вмешался Серегин. — Не думаю, чтобы он шутил. По его виду этого не скажешь. Да и зачем бы? И однако, это невероятно. Так что, я надеюсь, Рогов не обидится, если мы…
— Да, пожалуйста, — сказал Рогов.
— Тогда скажите, в каком году вы родились.
— В девятьсот шестьдесят пятом. Одна тысяча…
— С ума сойти! — не удержался Говор. — При всем желании я не могу…
— Одну минуту. Когда вы начали летать?
— Вскоре после возникновения звездной космонавтики. На лунных трассах.
— Значит, вам было не так уж мало лет, когда…
— Но и не много. И опыт. И хорошее здоровье.
— Так. Затем?
— Участвовал в освоении планет. На периферии Солнечной, потом в других системах. Это есть в послужном списке.
— Да, — сказал Говор. — Это релятивистские экспедиции, до открытия надпространства. Но в таком случае мы крайне просто можем… Серегин, свяжитесь, пожалуйста, со Звездной летописью.
Неторопливыми шагами Серегин прошел в угол кабинета, где тяжелый и надменный возвышался пульт информаторов. Серегин набрал номер. Засветился экран; он был вытянут снизу вверх, сохраняя традиционные пропорции книжной страницы. На экране зажглось название указанного Говором источника. Затем возникла первая страница, вторая…
— Быстрее, Серегин! — нетерпеливо проговорил Говор. — Где нам искать?
— В четырнадцатой, — сказал Рогов. — И девятнадцатой…
— Четырнадцатая экспедиция, Серегин. Что вы копаетесь?
Страница остановилась на экране. Серегин секунду вглядывался в нее.
— «Ведущий корабль „Улугбек“. Ведомый — „Анаксагор“», — вслух прочитал он. — На каком были вы?
— «Улугбек» не вернулся, — тихо сказал Рогов.
— «Анаксагор». Одну минуту… так. Шеф-пилот: Мак-Манус. Пилоты: Монморанси — ого! — и Рогов. Да, Рогов.
Рогов вздохнул.
— Гм, — сказал Говор. — Это было сколько лет назад? Да… Удивительно. Посмотрите, Серегин: там должны быть фотографии членов экипажа. Вы, конечно, простите нас друг мой. Вы понимаете: такие факты нельзя принимать на веру.
— Нет, пожалуйста, пожалуйста, — сказал Рогов. Он чуть улыбнулся.
— Вот Рогов, — сказал Серегин. Он впервые с откровенным интересом взглянул на пилота. — Посмотрите сами.
Говор торопливо прошагал к пульту информаторов. Несколько раз повернул голову, сравнивая.
— Да, — сказал он. — Удивительно. Сходство несомненное. А? Правда, на снимке вы несколько моложе.
— Я и был тогда моложе.
— Вот именно. На двести лет, а? Серегин, отыщите-ка и вторую.
Розыски этой экспедиции заняли также немного времени.
— Здесь вы совсем похожи, — констатировал Говор. — Что же, Серегин, будем считать факт установленным? Но я предвижу, что все наши коллеги будут требовать бесконечного количества доказательств. Может быть, посмотрим еще дальше?
— Я думаю, — сказал Серегин, — это мы еще успеем сделать. Меня интересует другое: сколько же лет вы уже не летаете?
— Семьдесят, — после паузы проговорил Рогов. Он поднял на Серегина спокойный взгляд. — Вы боитесь, что это повлияет?.. Я тоже опасался. Но, наверное, эти рефлексы не исчезают. Во всяком случае, в Резерве я прошел все испытания, стажировался на последних моделях… Мне даже сохранили экстра-класс.
— Да нет, в этом мы не сомневаемся, друг мой, — вмешался Говор. — Дело не в этом. Мы не понимаем, как вы могли столько времени жить на Земле и не попасть в нашу картотеку! Хотя, может быть, у наших земных коллег служба поставлена хуже: на Земле столько народу…
— Не знаю, — сказал Рогов и пожал плечами. — Я об этом не думал. Просто жил, и все. Семьдесят лет — они уходят незаметно…
— Незаметно. Семьдесят лет. Тут невольно позавидуешь, а, Серегин? Человек просто жил… Кстати, Рогов первого класса не родня вам?
— Сын.
— Понятно. Но подождите, Рогов. А ваши друзья?
— Друзья, — повторил Рогов медленно, словно обдумывая это слово. — У меня их было много.
— Вот те, с кем вы летали.
— С кем летал? Ну, Мак-Манус и Мон — это раз. Они умерли.
— Давно?
— Да я уже не помню точно когда. Потом выходили другие: Грюнер, Холлис, Семеркин…
— А эти?
— Тоже умерли.
— Так, так, — сказал Говор.
Наступила тишина, только едва слышно жужжал кристаллофон, записывающий разговор.
— Ну, а кого еще вы помните из друзей?
— Пришлось бы долго перечислять, — сказал Рогов.
— Да, за столько лет… И все они умерли давно?
— Почти все, — кивнул Рогов.
Он помолчал.
— Только Тышкевич и Цинис…
— Ну, ну? Что же они?
— Они тоже жили долго.
— Ну, сколько же? — Говор потер руки.
— Тышкевич погиб совсем недавно. Он работал на Южной термоцентрали. Что-то там произошло такое…
— Помню этот случай. Значит, он погиб. И сколько ему было?
— Он был года на три или четыре моложе меня. На три, кажется.
— Потрясающе, а, Серегин? — Говор ходил по кабинету, вздымая кулаки. — Значит, ему было тоже двести с лишним! И погиб несколько лет назад! А мы с вами раскатываем по всей Солнечной… А второй, как его?