– А за границей занимаются этой проблемой? - сменил Стась направление беседы. - Где, кто именно?
– Конечно. Но “где, кто именно” - это даже трудно определить. Понимаете ли, вопрос: что есть время, какой объективный смысл имеет наше существование во времени, - он вечен, как… как само время. Был такой Августин, раннехристианский философ, канонизированный потом в святые…
(“Как меняется человек!” - поразился в душе Коломиец.
– Степан Степанович, а вы сами знакомы с проблемой, которую разрабатывали Тураев и Загурский?
– Да… постольку, поскольку они не делали из нее тайны, выступали с предварительными сообщениями на ученом совете.
– Буду говорить откровенно, меня к вам привели вот эти заметки Загурского и Тураева… - Коломиец раскрыл портфель, выложил листки. - Я, понятно, не утверждаю, что эти бумаги причастны, скорее всего дело объясняется естественными причинами, но… во всяком случае, это единственная информационно-вещественная, что ли, ниточка между двумя событиями - кончинами… странными и в то же время похожими… - Стась и сам чувствовал, что говорит ужасно путано и неубедительно; закончил он совсем беспомощно: - Понимаете, я просто не имею права не расследовать… эту связь.
– Какую связь, в чем она? - Хвощ слушал невнимательно, просматривая листки.
– Не знаю, может, я и ошибаюсь, домысливаю… Здесь у меня, как у того же Августина… Вот и выскажите свое мнение о содержании этих заметок. Надо же както закруглиться нам с этим делом… (“И зачем только мы в него влезли?” - чуть не добавил Стась.) - Можно. Это можно… - рассеянно проговорил ученый секретарь. Он отложил в сторону тезисы, найденные у Загурского. - С этим я знаком, в прошлую пятницу Евгений Петрович излагал на ученом совете. А вот последние записи Александра Александровича, они… - Он снова забегал глазами по строчкам. - Гм, черт! - Встал, наклонился над листками, расставив ноги. - Действительно… это же совсем новый поворот! Это проливает свет…
– На что проливает? - напомнил о себе Стась.
– А?… - Хвощ поднял на него отсутствующий взгляд. - Так вы хотите получить заключение? Я берусь. Завтра вас устроит?
– Вполне.
– Итак, завтра в конце дня позвоните. И большое спасибо, что вы принесли мне это. Огромное спасибо!
Стась простился и пошел от института к остановке троллейбуса по сизо-сумеречной площади. Его постепенно охватывало сомнение, тревожное сознание допущенной ошибки (“В чем?!” - недоумевал Стась), а затем и тоскливое предчувствие беды. В троллейбусе оно обострилось так, что в пору было завыть, как собаке о покойнике.
“Что такое?! Не следовало давать эти бумаги Хвощу? Почему?! Вернуть, забрать?…” Ночь Коломиец проспал неспокойно, а утром по дороге на работу, не утерпев, позвонил из автомата на квартиру Хвоща. Выслушав, что ему сказали, он повесил трубку мимо рычажка, вышел из будки и двинулся, бессмысленно глядя перед собой.
Окрестный пейзаж вдруг предстал пред ним негативом: черное небо, на фоне которого выступали белесые расплывчатые тени домов, машин и деревьев.
Степан Степанович Хвощ скончался этой ночью в три часа.
Врач установил инсульт - кровоизлияние в мозг.
Стасик чувствовал себя убийцей.
Часть вторая.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Надо быть объективными, надо быть терпимыми. В конце концов, с точки зрения вирусов гриппозный больной - самая благоприятная среда для размножения.
В двенадцать часов дня в следственном отделе собралось спешное совещание. Председательствовал Мельник. Когда Коломиец доложил ему о последней кончине, Матвей Аполлонович схватился правой рукой за сердце, левой за голову и потребовал докладную по всей форме. Сейчас он, не слишком отклоняясь от текста представленной Стасем записки, изложил сотрудникам все дело, начиная от вызова в Кипень.
– Вот так, значит, это самое! - закончил он информативную часть своего выступления. - Три покойника за трое суток. И какие люди: академик с мировым именем, член-корреспондент и ученый секретарь - головка института. Нет, я, конечно, далек от мысли, что так случилось в результате небрежности и следственных упущений в работе младшего следователя Коломийца, хотя без упущений не обошлось. Кто знает, если бы вы, Станислав Федорович, сразу на месте провели тщательное расследование, собрали все улики… так, значит! - то дальнейшее развитие дела было бы не столь трагичным…
Стась смотрел на своего шефа в упор укоризненно-тяжелым взглядом; Мельник не выдержал, опустил глаза:
– Н-ну… в какой-то степени здесь и я виноват: не дал пану Стасю четких указаний, когда отправлял в Кипень, понадеялся на его самостоятельность. Но, если, отдав предсмертные записи Тураева покойному Загурскому, Коломиец и отступил от правил… так, значит! - то в случае с Хвощом он поступил в строгом соответствии с законной практикой расследований. Я бы и сам порекомендовал ему дать эти заметки на заключение ученым, так, значит! Однако после прочтения их Хвощом Хвоща не стало…
– “После этого” - не значит “вследствие этого”, - заметил Нестор Шандыба, - да и вообще у Хвоща другая картина смерти, чем у первых двух, - кровоизлияние в мозг.
– А по свидетельству того же Штерна, лечащего врача, у него не было предрасположений к инсульту, даже повышенного давления не было - так, значит! - парировал Мельник. - Да и вообще, кровоизлияния в мозг просто так не случаются… Это первое. Теперь второе. Я не хочу углубляться в теорию причинности, но… Лично я не прочь бы проверить предположение, которое Станислав Федорович высказал в своей докладной и с которым я согласен, на большем числе фактов - скажем, на сотне-другой… если бы речь шла о мошках, а не о людях, так, значит! Тем более таких людях!… А раз так, то есть достаточные основания полагать, что кончины Загурского и Хвоща - а, возможно, и самого Тураева - имеют своей причиной эти вот записи академика! - Он потряс листками. - Я понимаю, насколько это дико звучит, но иных связующих фактов в этом деле нет.
– Ну, знаете!… - развел руками Шандыба.
Следователь ОБХСС Бакань опасливо взял в руки листки:
– Это что же - прочтет человек и… конец?
– Да нет, читайте на здоровье, Федор Федорович, не опасайтесь! Я сам прочел, товарищ Коломиец читал…
– Два раза, - вставил Стась.
– Вот, пан Стась даже дважды, так, значит… и ничего. Как видите, оба живы-здоровы, даже не пошатнулись в рассудке. А все почему? Мы не специалисты, восприятие не то, так, значит! Вот, скажем, я читал - что чувствовал? Ну, интересно, как это академики теорию создают… я думал, сразу пишут формулы, уравнения - так, значит? - а у него одни фразы. Интересные мысли. А насколько они верны, насколько нет и что там к чему - в это мне проникнуть трудно, да, вообще говоря, не очень-то нужно. А когда читает это соответствующий специалист, то он… ну, вживается в образ мышления писавшего, что ли? Не знаю… - Матвей Аполлонович обвел глазами, собравшихся. - Видите, какой заколдованный круг получается? Чтобы понять, почему и как эти записи Тураева послужили причиной смерти его коллег, надо дать их на заключение специалистам, ученым, исследующим пространств-время… так, значит, это самое! А дать им эти бумаги - значит, подвергнуть их - как это особенно четко показал случай с Хвощом - смертельной опасности. А оставить это дело без расследования мы не имеем права: серия смертей со столь странной взаимосвязью требует как объяснения, так и принятия мер пресечения. У меня все. Кто имеет конструктивные предложения, прошу.
Сотрудники молчали - молчали с явным намерением отсидеться и разойтись, вернуться к своим делам. Это были опытные, сведущие работники - и они понимали, что случилось редкое по своей исключительной безнадежности дело. Здесь надо ждать, пока чтото еще вскроется, а если не вскроется, то ждать, пока вся эта история забудется и уйдет в архив… Говори, не говори, устраивай или не устраивай для порядка совещания - это ничего не даст.