Через год Шварц, уступив его настойчивым требованиям, вынужден был признаться, что пока не сможет вернуть ему подвижность. Анатолий спокойно принял правду. Он понял, что круг завершен.
Все последующие дни он находился в каком-то странном полусне.
Картины прошлого толпились перед глазами. Он с любовью ласкал их, как старые, любимые игрушки, и думал о том, каким прекрасным и мучительным даром является человеческая память.
Однажды Шварц опустился на край кровати.
– У нас есть выход. Я ничего тебе не говорил, потому что не был уверен в успехе. А теперь уверен.
Этот разговор состоялся позавчера, а вчера Анатолия перевели в эту палату.
Шварц стоял, положив ладони на ящик, и объяснял:
– Эта штука называется НЕЙРОГЕНЕРАТОРОМ. Ты, наверное, слышал о нем. За него наш институт получил Государственную премию. Он позволяет восстанавливать в памяти человека события прожитой жизни в точнейшей последовательности, прокручивая память, как магнитофонную ленту. Он делает их настолько яркими, что человек как бы заново переживает то, что с ним когда-то было. Ты сможешь ждать, пока мы научимся лечить тебя. Подумай, с какого момента ты хотел бы начать жить снова…
И тогда он вспомнил далекие, ушедшие годы, их первое совместное путешествие по реке…
– Готово, - сказал человек в очках, вставая из-за стола.
– Выключайте мемостимулятор и сотрите сцену пробуждения, - говорит Шварц, присаживаясь на табурет рядом с кроватью. - Теперь все в порядке, Анатолий. Больше перебоев не будет. Настрой воображение на исходную картину… Отвлекись от всего. Начали…
…Приятное оцепенение охватывает тело. Белые халаты плывут перед глазами. Тяжесть в теле исчезает.
Оно становится невесомым. Краски смешиваются в бесформенное пятно, память застывает, и возникает яркий многоцветный мир…
– Какая красота! - улыбнулся Анатолий, откидываясь на спинку сиденья.
– Великолепно! - отозвалась из-за спины Лена.
Анатолий глубоко и с наслаждением вдохнул влажный речной воздух. Ощущение здоровья и силы наполняло его.
– Хорршо! - сказал он, продолжая улыбаться вечернему солнцу.
Байдарка тихо скользила по черному зеркалу плеса…
ИГОРЬ ДРУЧИН Тени лунных кратеров
Психобионик Эрих Тронхейм отодвинул графики и устало откинулся на спинку кресла, уныло поглядывая на пластиковые коробочки с карточками бывших обитателей научной станции Коперник. Неужели этот орешек ему не по зубам?
Шеф, давая ему задание разобраться в истоках психических отклонений, не очень надеялся на успех: за два года институт психотерапии вылечил более сотни больных, но причины, вызывающие расстройство психики, оставались неясными.
Запел зуммер. Эрих включил видеофон. Это был Мануэль Корренс, начальник отдела.
– Заснули, что ли? - Седые брови шефа сердито шевельнулись.
Эрих промолчал. Его предупредили с самого начала, что Корренсу лучше не возражать.
– Новенького привезли. Вам не мешало бы встретить. Потолкуйте с водителем. Может, выудите свеженькую.идею. Ну, ступайте. Вездеход в южном шлюзе.
Тронхейм еще не успел ознакомиться со всеми закоулками подземного городка и, миновав отсеки института, часто посматривал на надписи и стрелки переходов. Выйдя к эскалатору, он увидел санитаров с носилками. Больной, пристегнутый специальными ремнями, порывался встать. Молодое смуглое лицо безобразила злобная гримаса.
– Дьябло! Тащите на воздух! - кричал он, мешая французские и английские слова. - Душно! Дайте запасной баллон! Тараканы! Уберите! Они меня облепили. Я живой! Слышите?! Я еще живой! Разве вы не видите?!
Вспышка ярости утомила его.
Больной невнятно забормотал. Тронхейм пошел рядом с носилками. И снова больной исступленно закричал.
– С Коперника? - спросил Эрих в промежутке между криками.
– Да, сэр.
– Кто он?
– Анри Фальк. Канадский француз. Работал вулканологом.
– Все время кричит?
– Нет, больше рвется. Водитель говорил, поймали в шлюзе станции. Хотел убежать без скафандра.
– Мания преследования?
– Нет, сэр! С этой станции больные не такие. Им мерещится Земля или родные…
– Острая форма ностальгии?
– Вроде этого.
– Шофер где?
– Наверное, в гараже. И не называйте его шофером, сэр. Обижается. Лучше водителем.
Эрих кивнул и зашагал обратно к эскалатору.
В гараже, сияя чистотой, стояло около десятка легких и тяжелых планетоходов. Непохоже, что один из них вернулся из длительного путешествия. Заметив в курилке группу техников, Тронхейм подошел к ним.
– Не скажете, где машина с Коперника?
– На мойке. Сейчас прикатит.
Эрих закурил сигарету и прислушался к разговору.
– Верно, Рей любит приукрасить. Как тут удержишься? Не первый случай. Не зря там тройной оклад платят. Но в чем-то он прав. Болеют не все. Некоторые по два, три раза заключают контракт. А сам шеф? Он работает почти с основания станции.
– Что мы знаем? Сколько лет пишут о светлых лучах Кеплера, а толку? Вот на Копернике тоже…
С тихим шорохом раскрылись створки Огромная машина, мягко шлепая пропиленовыми траками, выползла из моечной камеры, развернулась и легко вкатилась на проверочный стенд. Из верхнего люка появилась крупная рыжая голова.
– Ну, здорово, технари!
– Привет, Рей! Ты еще живой?
– А что мне сделается?
– Говорят, Лумер собирается тебя вздуть и даже приготовил увесистую дубинку.
– Ну, ну. Полегче. Мы с ним поддерживаем нейтралитет.
Балагуря, техники подключали датчики к измерительным системам, осматривали ходовую часть, проверяли герметичность.
Рей О'Брайен глянул мельком на показания приборов и подошел к Тронхейму.
– Вы ждете меня?
– Мне бы хотелось узнать, мистер О'Брайен…
– Зовите меня просто Рей.
Эрих кивнул.
– Больной не очень беспокоил дорогой?
– Не больше, чем всегда. Немного пошумел, но мисс Лумер справилась с ним превосходно.
– Мисс Лумер?
– Да, дочь директора станции, Элси. Она вроде экспедитора. Самто не любит путешествовать.
– Часто приходится бывать там?
– У нас предпочитают туда не ездить, хотя за рейс платят вдвое. Но я ничего. Лумер ко мне привык. Элси он доверяет только мне.
– Вы знали Анри Фалька?
– Само собой. Отличный был парень. С ним любая дорога короче. Как начнет анекдоты и всякие истории… Бедняга не поладил с Лумером. Начал ухлестывать за Элси. Француз, что с него возьмешь? Это у них в крови.
– Погодите, Рей. Что-то я не пойму, при чем здесь Лумер?
– Может быть, и ни при чем. Этого никто не знает. Болеют и просто так, но уж если не поладил с Лумером, лучше сразу уехать. Говорил я Анри. Он не захотел. И вот, пожалуйста.
– А вы не боитесь, Рей, что Лумер узнает, как вы о нем отзываетесь?
– Ну и что? Туда так боятся ездить, а я не суюсь в его владения. Сплю в машине, ем свое. Так, разве когда Элси едет со мной и угостит. Фрукты у него отличные. Нигде таких нет.
– Думаете, подсыпает что-нибудь?
– Кто его знает. Лучше поостеречься.
– Но это нетрудно проверить.
О'Брайен усмехнулся.
– Проверяли. Две комиссии. Врачи и химики. Трое вернулись больными.
– Да, любопытно, - сказал Эрих как можно искренней. Нагромождение небылиц начало его раздражать. Он знал о станции достаточно много, но еще больше знал о больных. Среди них были геологи, химики, биологи - люди знающие и способные, умеющие обращаться не только с анализаторами, и, конечно, кто-нибудь определил бы введение сильнодействующих активаторов или наркотиков.
Ов читал и выводы комиссий, где прямо указывалось на необоснованность таких обвинений. Поэтому он не поверил О'Брайену, поспешил перевести разговор в другое русло.
– Когда вы снова поедете туда?
– Денька через три. Как Злея подберет все для станции. И потом, сами понимаете, молодая. Дома не разгуляешься! Отец за ней в. четыре глаза следит. Здесь - другое дело.