– Скучно у нас. Молодых нет. Один старики или женатики. Ходят, глаз не поднимут. Когда был Анри, станция немного ожила. Он веселый, такой подвижный. Кого разыграет, с кем пошутит. Узнал, что отец посторонних не терпит в оранжерее… Он там проводит исследования… Выбрал момент, когда отец обедал, и оборвал огурцы с какого-то опытного куста. Отец рассердился ужасно, а он смеется: “Я, - говорит, - люблю малосольные!” А потом поскучнел, стал заговариваться, ну и… Давайте выпьем!
Больше в течение вечера Эрих не услышал о станции ни одного слова.
Анри сидел на краешке стола и, посмеиваясь, выкладывал свежие анекдоты. Эрих удовлетворенно хмыкал и поглядывал на психограммы. Фальк, без сомнения, не нуждался больше в услугах института. Все пики были на месте.
Правда, повышенная восприимчивость оставалась, но со временем, на Земле, стабилизируется и она.
– Вы ведь вулканолог, Анри. Что, по-вашему, представляют светлые лучи Кеплера? Говорят, природа их недостаточно изучена?
– Милый доктор, так могут говорить профаны. Это как раз то немногое на Луне, что хорошо известно. Обыкновенные выбросы взрывных вулканов. Ведь сила тяжести здесь весьма слабая, поэтому вулканический материал - пепел, лапилли и другие обломки, разлетались при извержениях на сотни миль. Образовались довольно рыхлые породы с более светлой окраской, вроде песчаных валов, - словом, вулканические туфы. На Земле направленные выбросы взрывных вулканов тормозятся атмосферой, происходит сортировка, пепел вообще уносится ветром, а здесь мелкие частицы летят так же далеко, как и крупные, вот и образуется “луч”. Многократные извержения создали систему “лучей”. Я понятно объясняю?
– Вполне, - засмеялся Эрих. - Вас не удивляют мои вопросы?
– В области психологии я темный человек. Проверяете, не утратил ли я профессиональные знания?
– Что вы, Анри. Для проверок существуют кибернетические системы и тесты. Говорят, эти самые образования влияют на психику… Ну… как бы сказать… являются одной из причин заболеваний.
– Господи, какая чушь! Вы слышали это от профессионалов?
– Нет, просто разговоры.
– Досужие домыслы. Какое влияние могут иметь рыхлые туфы?!
– Может, неизвестный тип радиации?
– Доктор! Я верю вам! Почему вы не верите мне?! Ведь это уже моя область!
– Успокойтесь, Анри. Я верю, но у ме.ня не должно оставаться и тени сомнения в любой, даже абсурдной версии.
– Сдаюсь, доктор, я не понял, что к чему.
Фальк налил в стакан газированной воды и цедил ее мелкими глотками. Тронхейм углубился в графики, чтобы дать возможность вулканологу успокоиться. Он машинально сделал отметку в истории болезни о повышенной возбудимости и закрыл дчли.
– Все в порядке. Куда же вы тепeрь?
Фальк показал пальцем в пол, потом засмеялся и поднял палец вверх.
– Нет, скорее туда! На Землю! И как можно быстрее!
– А контракт?
– Побоку, само собой! Кроме страховки, компания обязана предоставить мне работу. Станция на особом положении. Иначе не заманишь.
– В таком случае рад за вас, Анри. И если позволите, еще один вопрос на прощание…
– Валяйте, док.
– Что вы не поделили с Лумером? Мне говорили, что отношения у вас, мягко говоря, были натянутыми.
– Пустяки. Эта старая калоша начисто лишена чувства юмора. Зато у него прелестная дочь. Я за ней немножко ухаживал. - Анри весело улыбнулся. - А в общем, он вполне порядочный человек, и никаких эксцессов между нами не было. Вся эта чертовщина, док, от обстановки. Первое, что мне начало надоедать, косые тени. Рельеф Коперника довольно извилистый. Три зубчатые гряды. Идешь - ив глазах мельтешит: то тень, то солнце, то холод, то жара. Экватор, черт бы его побрал! А тут еще Земля висит над головой. Кажется рукой достанешь. Здесь она поближе к горизонту и поэтому выглядит иначе. Нет, док, это не каждый выдержит. Лумер здесь ни при чем. Заметьте. Там большинство немцев и они ничего. Их спасает педантизм. Программа расписана пo пунктам, только выполняй.
Вулканолог попрощался и ушел.
Тронхейм задумался. Итак, снова рухнули все версии. Впрочем, эта идея Анри в отношении немцев любопытна. Эрих включил видеофон и вызвал Центральный архив.
– Сообщите, сколько работало на станции Коперник немцев и сколько из них было подвержено психическим расстройствам. Срочно.
Сотрудница повернулась к пульту, и ему было видно, как она задавала программу. Заметались огоньки сигнальных ламп. Ожидая ответа, Эрих вытащил из картотеки статистическую сводку. Каждый третий со станции попадал к ним на лечение, больше тридцати процентов. Занятые на поверхности, вне станции, составляли двадцать восемь процентов. Значит, версия Анри в отношении света и тени тоже отпадает: Самый высокий процент у обслуживающего персонала теплицы. Забавно! Казалось, должно быть наоборот. Работа в огородном хозяйстве наиболее приближена к земным условиям. Впрочем, наверное, огородникам и садоводам не хватает чисто земного простора или какого-то другого ощущения.
Нет, видимо, надо ехать на эту проклятую станцию и попробовать разобраться на месте хотя бы вот в таких специфических деталях.
Зуммер отвлек его от размышлений. Сотрудница архива улыбалась с экрана.
– Готово?
– Да. Я думала, вы убрали звук. Говорю, а вы не слышите. Запишитe. Всего немцев работало 69 пятьдесят семь. Болело девятнадцать.
– Благодарю. Сделайте госчег для всех национальностей и пришлите мне.
Эрих переключился на канал руководителя отдела. Прошло не меньше минуты, прежде чем на экране появился Корренс.
– Шеф, я снова на мели. Ни одной плодотворной идеи. Я настаиваю на поездке.
– Не дурите, Тронхейм. Тридцать семь процентов вероятности, что вы вернетесь идиотом.
– Вы уверены, шеф?
– То есть?
– С учетом национальной дифференциации. Я по происхождению все-таки немец, а немцы, по любезному сообщению Фалька, не так подвержены этой болезни.
– А что архив?
– К сожалению, он не подтверждает версии Фалька… Тридцать три и три в периоде. Так как же, шеф?
– Ну и настырный ты! - Корренс впервые посмотрел на него с нескрываемым любопытством. - Ладно, поезжай. Сверни себе шею. Думаешь, до тебя не было таких умников?
– Я знаю о предшественниках, шеф. И все-таки мне хочется попытать счастья. Кстати, шеф, похлопочите у высшего начальства о разрешении на неограниченные полномочия.
– Это еше зачем?
– На всякий случай.
В конце туннеля забрезжил свет.
Рей О'Брайен опустил солнечную защиту. Планетоход выскочил из туннеля на обширную каменистую равнину. Эрих прикрыл глаза: солнечный свет был непривычно яркий, несмотря на специальные фильтры.
Машина постепенно набирала скорость. Бетонная дорога, изгибаясь плавной дугой, уходила за горизонт, туда, где поднималась острозубая гряда. С неба, не мигая, смотрели звезды, и казалось, дорога - лишь трамплин в бездну… Когда Рей, потянув на себя рычаг, выпустил из недр планетохода две пары огромных перепончйтых крыльев, ощущение полета усилилось. Тронхейму стало не по себе, хотя он догадался, что это всего лишь солнечные батареи.
– Питаетесь даровой энергией?
– Не слишком много от них толку, - пробурчал Рей. - Корпус дает больше. Он обшит термопарами, - пояснил О'Брайен, заметив недоумение Тронхейма. - Сверху жарко, снизу холодно. Разность температур больше ста градусов.
– И хватает?
– Еще остается. Идет на зарядку аккумуляторов. Тут ведь как? Разгонишь миль до пятидесяти - выключаешь. Катишься по инерции. На гусеницах подобраны материалы с низким коэффициентом диффузии, чтобы не сваривались при Трении. Сопротивления воздуха нет. Вoт сейчас выключу, и дотянем до кoсмопорта.
– Это сколько?
– Миль восемь. Вон, видите, шпиль появился на горизонте.
Эрих заметил небольшую серебристую пирамиду, которая медленно всплывала из-за горизонта, вспарывая фиолетовую тьму неба. Он опустил затемняющую шторку на боковом окне и замер от неожиданности: прямо на него, занимая полокна, глянул огромный голубой шар. Сквозь белесоватый облачный покров просматривались знакомые с детских лет очертания материков.