ГОЛОС. Отчего? Разве вы недовольны прожитой жизнью?
СТАРИК. Конечно, недоволен. Сделал совсем мало. В юности, молодой был, мечтал подвиг совершить. А жизнь вышла незаметная, будто не было ее. Оглянешься - вроде кругом ничего моего и не осталось. Вот ученый, к примеру, - он лекарство изобрел либо закон вывел, которым люди до сих пор пользуются. Или художник - его самого давно уже нету, а на картину в музее до сих пор смотрят. Теперь меня взять… Работал-работал, руки всегда в мозолях, но все как сквозь пальцы просыпалось, исчезло. Вот вы сказали, что старость - это знания и мудрость опыта. А какие у меня знания?… Другой племянник, Игорь, по бетону специалист. Делают очи там у себя машину, чтобы плотность повышала, по стройкам ездят, испытывают. А мы его, бетон, в свое время как уплотняли? За плечи возьмемся и ходим стенкой взад-вперед, топаем… Многие еще в лаптях тогда были… Это и есть моя мудрость - поднимай больше, тащи дальше. Но теперь другая нужна, не эта.
ГОЛОС. Значит, если б вам снова юность, вы бы иначе жили?
СТАРИК. Факт, иначе. За чтонибудь такое взялся бы, что с годами не уйдет, не отменится.
ГОЛОС. Но кем вы были прежде?
СТАРИК. Кем был?… Да обыкновенным человеком. Не “крупный”, первый или там “значительный”. Рядовой, как все. Правда, большинство-то так и есть: даже не вторые или третьи, а просто на заводе работают, в конторе считают. Но ведь проходных, второстепенных ролей в жизни нету. Для своей собственной биографии каждый, кто бы он ни был, все равно выступает главным героем. Так неужели же… Слушайте, я, кажется, сбился. Давайте кончать. Хватит.
ГОЛОС. Вы ощущаете себя одиноким и ненужным?
СТАРИК. Нет. Не совсем так. Дома вокруг меня ходят, заботятся. Даже слишком заботятся - вот это и мучает. Они вообще-то неплохие - зятья, невестки, внуки. И все время в командировках, экспедициях. Друзей у них много, с которыми они там в поездках сходятся. Квартира большая, постоянно новые люди. А сами родные уезжают часто и передают меня с рук на руки, чтобы я один не остался. Утром, бывает, выйдешь в столовую, совсем незнакомые. Меня увидали: “Здрасьте. Пал -Иваныч, здрасьте. Мы тут завтрак приготовили, и эти таблетки вам обязательно надо принять”. Но ведь видно же, что у них на столе свои бумаги, в уме свои дела… Словом, путаюсь я тут, отвлекаю. И решил уйти.
ГОЛОС. Куда?
СТАРИК. Пройду последний раз места, где воевал, строил. Где сам был большой и сильный, не старичoк, как сейчас. В деревню загляну, откуда сам родом, может, работу найду какую немудрящую. Я же отдавать привык, не брать, не тянуть к себе. Но дома для меня все, а я ничего. Знаете, как неловко, что Таня, внучка, по два раза в день… У нее в институте дел хватает, да ведь и молодая, погулять надо. А она ко мне. Я говорю, что не надо, только разве им что-нибудь докажешь?
ГОЛОС. Значит, они хорошие, настоящие люди, ваши родные?
СТАРИК. Хорошие.
ГОЛОС. Вероятно, они не без вашего участия стали такими?
СТАРИК. Без моего. Я их не воспитывал. Они, между прочим, и не родные мне. Только так считается… Ну, извините. Пора уже. Пойду. До свиданья.
ГОЛОС. Алло-алло! Как же вы пойдете, когда нам нужно еще много узнать. Подождите! Неужели не увлекает возможность говорить с будущим? Ведь это впервые за всю историю… А потом - почему только считается, что родные?
СТАРИК. Все, ухожу. Я уже собрался. Спасибо большое за разговор - узнал, что вы есть, человечество продолжается. И хватит с меня… Да, кстати, а Земля?
ГОЛОС. Что - Земля?
СТАРИК. Она-то существует? Вот что я хотел еще спросить. Вы сами на Млечном Пути. А наша планета как? Бросили совсем?
ГОЛОС. Конечно, существует. Это родина человечества, и отсюда же до сих пор ведется отсчет полезности, добра и счастья, На Земле и теперь живут, она столица всех планет. Катится в эфире голубой шар, чертят небо кремлевские башни, неприкосновенным осталось место, откуда человек впервые поднялся в космос, березы, как прежде, распускают по ветру свои зеленые косы, и пальмы на атлантическом берегу принимают шторма.
СТАРИК. Вроде музея, что ли?
ГОЛОС. Нет, почему? Но то, что нужно было сохранить, сохранено… Кстати, эту нашу беседу Земля сейчас тоже слушает, как и другие многочисленные миры.
СТАРИК. Что-то я не понял… Нас сейчас слышат люди?
ГОЛОС. Слышат.
СТАРИК. Прямо сейчас - то, что мы говорим?
ГОЛОС. Миллиарды миллиардов. И в том числе жители будущей Земли. То есть, с вашей точки зрения, будущей.
СТАРИК. Вот это попал в положение!… Что ж вы раньше не предупредили. А я-то жалуюсь, ворчу.
ГОЛОС. Вы не сказали ничего такого, за что может стать стыдно. Давайте продолжать, пока есть время.
СТАРИК. Нет, теперь уж пойду окончательно. Вы меня просто оглушили… Но все равно надо торопиться. Внучка застанет, уговаривать примется. Цветы вот зачем-то принесла… Мне, между прочим, с будущим не так и охота толковать, моето все в прошлом.
ГОЛОС. Мы можем и с прошлым. Как раз в эти минуты вторая группа связалась с началом двадцатых годов вашего века… нет, раньше. Вас можно соединить напрямую… Алло! Послушайте!
Шаги…
СТАРИК (издали). Ну?… Пока еще слушаю… Где у меня пальто старое, в шкафу?
Скрип деревянной дверцы.
ГОЛОC. Конец десятых годов - это же время вашей молодости. Там на телефоне юноша. Он-то как раз хочет говорить с будущим - и с вами и с нами. Ему интересно… Возьмите трубку, Юноша на проводе… Сейчас мы будем звать вас телефоном. Говорите с юношей, и это опять-таки информация для нас.
Павел Иванович!…
Резкие телефонные звонки.
Внимание! Конец десятых годов.
СТАРИК. Каких еще десятых?… Ладно. Сейчас.
Шаги. Клацанье трубки.
Алло, у телефона.
ЮНОША, Алле, алле, барышня!… Хотя какая же барышня?
СТАРИК. Ну давай-давай, я слушаю.
ЮНОША (торопясь). Кто на проводе, алле? Слушай, верно, что будущее, не наше время? Неужели может быть?… Наши пошли на позицию, мне командир сказал - в штабе имущество собрать. И вдруг вызов. А он разбитый - аппарат. Миной попало. И провода нет. Трубку беру, там голос… Значит, правда, что будущее?
Слышна орудийная канонада.
СТАРИК. Правда. Я тоже сначала.не поверил. Но вижу, что так… Слушай, ты сейчас где? Что у вас…
ЮНОША (прерывает). Которые раньше говорили, сказали - в небе живут, по звездам. А ты сам где, на небе? Какой у вас год там?
СТАРИК, Семьдесят четвертый… тысяча девятьсот. Ты что - на фронте сейчас?
ЮНОША. Ого, полcта лет, больше! (Пониженным голосом.) Слушай, а тут положение тяжелое. Германец наступает, армия кайзера Вильгельма., У них свой рабочий класс задавленный. С Риги идут, Двинск уже захватили. И здесь наступают. Хотят выйти на Гатчину, там до Петрограда прямая дорога. Нашей власти четыре месяца, а они - чтоб задушить свободу. Старые царские полки стихийно откатываются, открыли фронт… Канонаду слышишь - германские пушки.
СТАРИК. Постой! Где вы находитесь?
ЮНОША. Положение отчаянное. (С нарастающим энтузиазмом.) Но они не знают, они не знают, что перед ними теперь не серая скотинка, а революционные отряды! Такого они еще не видели. Мы умрем, как один, но не пустим… Вторую неделю здесь. Вчера выгнали двух провокаторов, расстреляли одного развращенного элемента, который грабил. Вечером митинг, постановили - трусов не будет. И сегодня, как начнет германец, сами перейдем в атаку. Знаешь, какое настроение - мы тоже, как в небе, по облакам. Любой в отряде может речь держать, всю пропаганду высказать - про мировую революцию, всемирную справедливость… Алло, на проводе!
СТАРИК. Да-да, здесь. Скажи…
ЮНОША. Ну ты давай рассказывай скорее, как у вас. Мы-то изнищали вконец. По деревням ни соли, ни железа, в Петрограде продовольствия на три дня. Но все равно народ горит против капитала… С какого года сам - вроде голос старый?
СТАРИК. С девяносто девятогоА вы где стоите?
ЮНОША. Так и я с девяносто девятого. Как же выходит?… Откуда говоришь, не из Питера?