Утопия Щербатова в своей «идеальной» части содержит немало других язвительных намеков на «государственный утопизм» времен екатерининского правления. Сцена несложных приготовлений офирцев к встрече своего императора — явная параллель к знаменитому крымскому путешествию Екатерины («потемкинские деревни» и т. п.); мирная внешняя политика офирских правителей контрастна воинственным замыслам «славолюбивой» государыни.
Суть политических советов Щербатова может быть сведена к афоризму в духе просветительской философии, замеченному путешественником С… на стене дворца офирских императоров: «Не народ для царя, но цари для народа, ибо прежде, нежели были цари, был народ».
…«Куда нам, писателям технически отсталого народа, сочинять романы о машинах и полетах на другие планеты!» — иронизировал К.Чуковский над «Аэлитой» А.Толстого, очевидно, не предполагая, что уже в 1784 году в русской литературе было произведение, герой которого с помощью хитроумного аппарата совершил путешествие на Луну, беседовал там с ее жителями и встречал, в свою очередь, лунатистов, летавших на Землю за пополнением сатирического материала о ее жизни. Эта цель вполне отвечала духу «философского столетия» и разительно отличала лунных «пришельцев» XVIII века от их многочисленных литературных потомков.
Обо всем этом рассказывало «Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве» членом и непременным секретарем Петербургского Вольного экономического общества, членом Саксонского экономического общества, Итальянской академии наук и т. д. и т. п. В.А.Левшиным — пожалуй, первый образчик отечественной космической фантастики.
Если в XVIII веке основное философское содержание эпохи определяли идеи Ж.-Ж.Руссо и других просветителей, отрицавших науку как одно из зол цивилизации (их влияние сказалось и на некоторых русских утопиях), то в первой половине XIX века популярны теории прямо противоположного рода: развитие науки стало рассматриваться как один из главных факторов исторического прогресса, движения человечества к лучшему будущему.
Пафос положительного знания пронизывает и русскую фантастику этого времени.
Но это знание (в виде фактов, концепций и т. д.), будучи перенесенным в «будущее», никоим образом не становится отвлеченно-пассивным, условной частью общей статической системы фантастического общества. Напротив, связи с породившим его временем в этом «будущем» не только сохраняются, но и укрепляются, а само «будущее» оказывается своеобразным и очень точным комментарием к настоящему.
В качестве примера возьмем факт, лежащий в основе «4338 года» и являющийся своего рода «жизненной» завязкой утопии Одоевского. Герой этого произведения — «сомнамбул» поражен «вычислениями астрономов, доказывающих, что в 4339 году комета Вьелы должна непременно встретиться с Землею», и решает проведать, «в каком положении будет находиться род человеческий за год до этой страшной минуты».
По возвращении из своего путешествия он узнал, что, оказывается, был в Петербурге 44 века в образе китайского студента Ипполита Цунгиева и «очень усердно переписывался со своим другом, оставшимся в Пекине». Эти письма «сомнамбул» и предложил издателю (т. е. Одоевскому); они, собственно, и составляют «4338 год».
Но что это за комета и что за катастрофа ожидает будущее человечество? Мы сталкиваемся здесь с любопытной реалией русской научно-литературной жизни 30-х годов XIX века.
В это время сначала из науки в журналистику (где издавна подготавливалась почва к принятию подобных «астрономических» тем — ср. название знаменитого надеждинского журнала «Телескоп»), а затем и в беллетристику проникают так называемые «толки о комете 1832 года».
Известно, что в некоторых научных немецких журналах в конце 20-х-начале 30-х годов появились заметки об этой комете и о возможности ее столкновения с Землей. Уже в «Московском телеграфе» за 1828 год (ч. X, № 13) печатается статья, цель которой — опровержение «ложной астрологии немцев».
Но остановить «движение» кометы было уже невозможно. Вот основные его этапы:[12]
1831 год. Журнал «Телескоп» и газета «Молва» публикуют отрывки из водевиля Н.Ф.Павлова «На другой день после Представления света, или Комета в 1832 году».