— С позиций камнерубильной техники, — добавил Финн.
— Вот и кристалл, — кивнул на его реплику Геннадий. — Предположим, что он вырос сам или его создала молния, выплавив из породы. Объяснение? Объяснение. Примите и успокойтесь… Вижу, что не хотите успокаиваться, — Геннадий жестом предотвратил готовые возражения. — Я не кончил! Есть иллюстрация к сказанному. К счастью, современная. Мы пришли в болота Альдеры — планета с аборигенами, эпохой палеолита, с пещерным свирепым укладом. Построили космодром из плит, больших, чем в Баальбеке. И, не скроем греха, ушли оттуда. Альды каменными рубилами — совпадение?… — до сих пор крушат покинутый космодром. Надстройки разнесены в прах… Через сто тысяч лет у альдов появятся свой Ньютон и свой Оккам. Останутся плиты в основании космодрома. Кто-то будет пытаться разгадать происхождение плит, увидит на них следы каменных топоров. И «Бритва Оккама» срежет всякую мысль о появлении здесь инопланетных разведчиков. К чему я веду? — закончил Геннадий. — Кристалл мне напоминает атомную решетку. Точки пересечения граней — узлы взаимодействия электронов. Похоже на атом. Похоже на символ. Безумная идея, скажете? Может быть, ее — бритвой?…
Охотников выступить с бритвой не находилось. Если на Земле еще остались загадки — те же каменные шары, — что можно ожидать на неизвестной планете?
Поговорили еще, пока Фаготин не предложил: — Кончаем дискуссию. Завтра работа. И послезавтра работа.
Кристалл оставили в зале, на подставке, как он стоял. Только подставку придвинули к окну, освободив середину зала.
Работа продолжалась. Все было просто и повседневно: пленки поступали одна за другой, переснимались на крупный план. Люди давали названия горам и долинам, завершая работу над картами, оживляя незнакомую землю своей фантазией, теплотой.
Названия записывались счетными машинами, передавались с одной станции на другую, чтобы не было дублирования.
Но дублирование возникало.
Симона Ронге озеро в хребтах южного полушария назвала Утренним. Счетная машина замигала желтыми лампами: такое название есть у Галлы Синозы в северной группе.
Симона вызывает Галлу по видео: — Уступи мне название.
— Не подумаю! — отвечает Галла.
— Оно мне нравится, — говорит Симона.
— Мне тоже нравится.
Симона изобретает уловку: — Я придумала его раньше тебя.
— Когда? — спрашивает Галла. В глазах у нее искорки смеха.
— В семь часов.
— А я без пяти семь! — возражает Галла.
— Галла… — Симоне хочется оставить название за собой.
— Не проси! — Глаза у Галлы большие, синие. Красивые глаза. Симона смотрит в них, любуется девушкой. Галла моложе всех в экспедиции, почти девочка. Название доставляет ей удовольствие. Галла даже краснеет, что приходится спорить с Симоной.
— Ладно, — уступает Симона. — В следующий раз…
— Уступлю! — Галла радостно трясет головой.
Симона готова выключить видео, но подходит Фаготин.
— Серенгу, — кивает Галле.
Галла кричит: — Виктор Андреевич!
В рамке появляется Виктор.
— Здравствуй, — приветствует его Геннадий. — Какие новости?
— Нормально, — отвечает Виктор. — Работаем.
— Я спрашиваю новости, — уточняет Геннадий.
— А… — Виктор перемещает рамку видео на тумбочку в углу комнаты. — Четыре вот такие призмы, — слышится его голос. — Одна величиной с бочку. В лесу.
— Дискутировали? — спрашивает Геннадий, показывая свою призму на столике у окна.
— Было, — отвечает Серенга.
— К чему пришли?
— Непонятные вещи.
— У тебя двое химиков, — напоминает Геннадий.
— Говорят, что стекло. Похоже на органическое.
— Искусственное?…
— Проводит электричество, как металл. Ребята еще возятся в лаборатории. Что будет интересное — сообщу.
— Сообщи.
Две-три недели прошли спокойно. Были найдены еще призмы, никто уже не удивлялся их прозрачности, месту находок — в ущельях и на равнинах.
Зато, как предвидел Фаготин, фантазия у картографов начала истощаться. Раньше, отметил Геннадий, чем следовало, — впереди полгода работы. Люди стали задумываться, повторяться, пришла апатия.
— Мыс Гаттерас, — предложил название Берни.
— Есть на Земле.
— Ну и что? — начинался спор. — Взяли же полуостров Рыбачий.
— И заменили.
— Да, заменили.
Однажды в такой вот час Симона сказала: — Реку в квадрате семьсот девять дробь девятьсот я назвала Аунауна.