– И с остальными не встречался? Помню, ты говорил, что здорово"к ним привязался.
– Работа, сестренка. Да и они все повзрослели, обзавелись семьями, у каждого свои дела. Вот только Геннадий Лебедев не забывает.
Сейчас, сидя в автобусе, везущем ее из аэропорта, Вера во всех подробностях восстановила и этот разговор с братом во время чествования его профессорской должности, и дальнейшие встречи. Лебедева она увидела в тот же вечер. Он пришел с опозданием и принес цветы.
– Узнал, что вы сегодня прилетите, и выпросил в Ботаническом саду. У меня теперь с университетскими биологами крепкие связи. - вручил ей букет роскошных роз, галантно склонив голову. Вера заметила, что у него пробивается седина, и, хотя Лебедев выглядел моложаво, была в нем достаточная солидность. - А как журналистские успехи? Читал ваши последние очерки из Италии. Я сам два месяца назад вернулся оттуда с симпозиума и, знаете, кое в чем с вами не согласен. Правда, у нас, ученых, несколько иной взгляд на заграничную жизнь, не столь политически категоричный.
Вера вновь ощутила ту давнюю неприязнь и, вероятно, поэтому стала сразу расспрашивать о Марьине. Даже теперь, семь лет спустя, она хорошо помнила, какое выражение мелькнуло на лице Геннадия. Мелькнуло и тут же уступило место печальной озабоченности чужой судьбой.
– Мне жаль Владимира, но его идея оказалась ему же не по силам.
– Кажется, вы собирались претворять ее вместе, отдавая эголгу свободное время?
– Ах, Вера Сергеевна, в студенчестве с его неэкономной энергией все кажется осуществимым, но обычно жизнь распоряжается иначе. У меня возникли свои научные цели, они потребовали всего меня полностью. И потом, знаете ли, Марьин стал совсем не тот. Замкнулся и, простите, опустился. Видимо, неудачи сломили его. За все это время он не смог сделать даже кандидатской диссертации, многие совсем молодые коллеги обогнали его. В институте Владимира считают настолько бесперспективным, что до сих пор не решились дать ему квартиру, и он поселился у родственников. Попробуйте в такой обстановке добиться с ним коммуникабельности: малейшее предложение сочтет за проявление жалости, я уж его знаю.
Самого Марьина Вера в тот раз встретила лишь перед самым отъездом. Он только что вернулся из леспромхозов и колхозов, где читал лекции по путевке общества “Знание”.
До его возвращения Вера навела о нем кое-какие справки на работе. Воспользовавшись корреспондентским удостоверением, она побеседовала с директором НИИВСа, якобы интересуясь лишь судьбой марьинской идеи.
– Вначале мы очень поверили в нее. Выделили в самостоятельную тему, создали небольшую группу во главе с Владимиром Андреевичем. Но прошли годы - результатов никаких. А у самого Марьина ни степени, ни научного авторитета, чтобы надолго доверять ему людей и оборудование. В общем, тему закрыли. Правда, я слышал, он продолжает ею заниматься в ущерб основному делу, однако, признаюсь, язык не поворачивается пожурить за это. Кроме того, что-то у него со здоровьем неважно. Часто, как говорят, бюллетенит. Хотя, догадываюсь, он и это время тратит на свои эксперименты.
Марьин и впрямь выглядел плохо. Он очень обрадовался, в то же врется смутился, спрятав под столом руки: уже потом Вера увидела, что рукава его рубашки сильно потрепаны.
Лицо выдавало или сильную усталость, или болезненность.
Набрякшие мешки под глазами делали его значительно постаревшим.
И все же Марьин не был сломлен. Он еще верил.
– Во всех неудачах виноват только я. Мне надо было спала самому получше продумать направление и систему по-исков, а уж потом просить группу, оборудование, средства. Вместо этого мы скопом тыкались, словно слепые котята, рортили нервы.
Володя, забыв о своих обтрепанных рукавах, разгорячился, заходил по комнате, сопровождая слова жестами.
– Понимаете, Вера; она, эта “живая вода”, оказывается, должна быть действительно живая. И как я сразу не додумался? Ведь в природе всегда одни организмы помогают другим. Есть, например, маленькие санитарные рыбки, которые, ничуть не пугаясь, постоянно вьются вокруг акул, очищая им жабры. А тысячи видов необходимых бактерий! Да мало ли аналогий? Дело лишь в том, что сама природа не догадалась создать микроорганизм, нужный нам в данном случае. Что ж, надо ей помочь.
Прощаясь, Марьин опять смутился, убрал руки за спину и проговорил:
– Вы уж извините, Вера. Домой пригласить не могу. Тетка захворала, и все там не прибрано.
Она не сказала, что и у нее нет такой возможности, так как на встречу с ним было отведено лишь тридцать-сорок минут.
Теперь Вера ехала сразу к нему. Из аэропорта она позвонила брату.
– Может, за тобой машину прислать? Тут у меня сидит Геннадий Александрович, очень хочет видеть.
– Какой еще Геннадий Александрович? - злорадно переспросила Вера, хотя отлично знала, о ком идет речь.
– Да Лебедев. Он у нас уже проректор и транспортом самостоятельно распоряжается. Так подослать авто?
– Нет, не надо. Я все равно сначала к Марьину отправлюсь.
–Вот как? - удивился Сергей. - А мы ведь семь лет не виделись. Ну да ладно, ждем тебя сегодня к ужину. Кстати, у Марьина кое-какие интересные статьи появились. И все На ту же тему.
– Знаю, - ответила Вера и повесила трубку.
В институте вакцин ей сказали, что Марьин болен, но сегодня звонил по телефонy, значит, дело пошло на поправку Вера узнала адрес и отправилась к нему домой.
Дверь открыла пожилая полная женщина.
– Мне бы Владимира Андреевича, - робко спросила Вера. - Если, конечно, он не очень плохо себя чувствует.
Женщина внимательно поглядела на нее и крикнула комнату: - Володька! К тебе, по-моему, та самая Вера приехала!
И тут же в коридор вылетел сам Марьин, сильно похудевший, но оживленный.
– Не удивляйтесь, - проговорил он весело, забирая чемодан и помогая снимать плащ, - тетка по моим рассказам так хорошо вас представляла, что не могла ошибиться. Ну вот, а теперь официально познакомьтесь.
– Варвара Михайловна, - протянула женщина мягкую руку. - По отчеству-то как будете?
– Сергеевна. Вера Сергеевна.
– Тетка, - перебил церемонию Марьин. - Чаю и пару бутылок сухого.
– Тебе-то, с твоими почками?
– Тихо, тетка, при гостях об этом не говорят. В общем, накрывай стол, а я пока кое-что покажу Вере.
– Очень ей интересно твои пробирки смотреть.
– Интересно, тетка. Очень даже интересно, - и он повлек Веру в комнаты.
Собственно, комната была одна, и лишь перегородка образовывала маленькое помещение без окна. Тут умещались стол, тахта, а всю стену занимал стеллаж, на котором стояли и книги, и какие-то приборы, и штативы с пробирками. Единственным источником света являлась настольная лампа на гнущемся кронштейне. Был еще небольшой самодельный сейфик, притулившийся в углу. К нему-то Марьин и направился, усадив Веру на тахту.
– Вот сейчас, Вера Сергеевна, вы ее увидите. Причем первая, если не считать меня самого да тетки Варвары.
Он достал коробку от фотоаппарата, раскрыл ее и извлек что-то закутанное в вату. Развернул, и на столе оказалась маленькая колбочка, чуть заполненная жидкостью.
– Это и есть она. Впрочем, скорее он. Мутант. Все семь лет я выводил его и получил, можно сказать, случайно. По крайней мере, не представляю до тонкости этот процесс, а малейшая неточность дает уже совершенно иное. Теперь вся надежда на естественное его размножение. Пока…здесь, нет и грамма, но за десять-двенадцать дней он увеличивается вдвое. Через год речь пойдет уже о тоннах. Представляете, Вера, тонны “живой воды”!
Марьин говорил все возбужденней, и Вере показалось, его лихорадит. Пальцы, держащие колбочку, слегка подрагивали.
– Вы, конечно, поинтересуетесь, каков он в действии? - торопливо говорил Владимир. - Я провел несколько опытов, истратив большую часть запаса. Результаты поразительные. Собака ожила через двадцать два часа. За сутки, за одни только сутки обезьяна излечилась от туберкулеза. У кролика регенерировалась ампутированная часть легкого. По всей вероятности, мутант способен и на большее, но нельзя было его растрачивать. Остальное я храню как зеницу ока.
Потом они пили чай - вино Варвара Михайловна так и не подала,- вспоминали, шутили, но Вера все с большей тревогой смотрела на Марьина. Теперь она была почти уверена, что он болен, и серьезно. Наконец она не выдержала и сказaлa, от волнения и беспокойства перейдя сразу на “ты”: