Приветственная речь лилась быстро и свободно, как по написанному тексту, - отточенные формулировки, емкие образные фразы, местами почти стихи. Неудержимая экспансия разумной жизни, слияние отдельных ручейков разума в единую реку, в перспективе - вступление Земли в Галактический Союз Систем.
В перспективе… Пожалуй, до тех пор, пока Земле выдадут удостоверение Союза Систем, над прахом Святополка Лосева сгниет не один слой мертвых деревьев, а уважаемый гость, вечно молодой и энергичный, щеголяя идеальной дикцией, будет держать речь на галактическом собрании, с необидной иронией вспоминая свой первый визвх-к землянам…
Открыв подкупающе-широкой улыбкой великолепные гость опять соединил руки над головой. Святополк жестом велел прекратить телепередачу. Упругим балетным движением гость повернулся к Лосеву:
– Ну, какая у нас на сегодня программа, Координатор?
”Скорее всего он читает наши мысли, но если гостю угоднo задавать вопросы - поддержим эту игру”.
– Прежде всего: вы нуждаетесь в отдыхе?
“Честное слово, его физиономия стала чуть ли не виноватой”.
– Думаю, что не нуждаюсь.
“Конечно, прогулялся в бeлых брюках через Галактику”.
– Отлично. Тогда мы сначала проведем маленький диалог в Совете Координаторов. Затем, если вы, конечно, позволите вас обследует комиссия ксенобиологов на Мальте.
– Я, конечно, позволю. Не думаю, чтобы мы с вами захотели что-нибудь скрывать друг от друга.
– Конечно, это не в наших интересах. Ну а с Мальты, если успеем до ночи…
“Не думаю, чтобы мы с вами захотели что-нибудь скрывать друг от друга…” Тут Святополку пришла в голову настолько шальная, захватывающая мысль, что он даже забыл про ласковые светлые глаза гостя, глаза, лишенные возраста и, возможно, читающие в чужих мозгах. Он сам толком не знал, почему внезапная идея показалась ему настолько удачной. Чувствовал одно: если он, Святополк, не выполнит задуманного, его странная приязнь к гостю вырастет до размеров непозволительных… Неприязнь, в которой стыдно признаться самому себе и которая очень похожа на голос ущемленного самолюбия. Все-таки привык человек считать себя совершеннейшим из существ.
– …Если успеем до ночи, посетим один… памятник, мемориальный комплекс.
Они шли к ожидавшему гравиходу Совета, и Лосеву казалось, что ласковые глаза стали жестче и все лицо гостя приобрело новые, более твердые очертания. Неужели угадал?
Странная, невообразимая встреча… Летящие шаги гостя с легким зависанием в воздухе были изящнее любого балета, и туфли, сплетенные красивым узором из полосок белой замши, представляли шедевр, несмотря на то, что Круги Обитания сегодняшнего дня не имели представления о замше…
Диалог в Совете получился превосходный. Координатор ликовали: встреча с посланцем Галактического Союза открыв вала новую эпоху, едва ли не самую серьезную в мировое истории, и неуклюжему застенчивому пилоту аль Фаттаху готовился пьедестал в галерее благодетелей человечества.
Один только Святополк Лосев, хотя и понимал причин такого ликования, сохранял в душе глухие, щемящие сомнения. Ему удалось подробнее разобраться в себе, когда машины биоцентра в Ла-Вальтте подвергали гостя обследованию. Ни бездонные энергетические ресурсы гостя, ни его неуязвимость и бессмертие, ни способность путешествовать между звездами без всяких машин не вызвали у Лосева обострения неприязни. Значит, вовсе не зависть управляла Координатором, не попранное самолюбие землянина, еще вчера мыслившего себя пупом вселенной. Чудилась в изысканно-правильном, нежном лице, осененном густыми ресницами, некая… нет, не фальшь, божественная мудрость и могущество были несомненны… а некая нехватка очень важных свойств, которые человеку безусловно присущи, а вот гостю - кто его знает! Святополка бес дергал за полу, собственная шальная идея стала для него совершенно понятной, и он едва дождался окончания кибернетического шабаша на Мальте.
…Осторожно, чтобы не задеть юные деревца, Лосев приземлил гравиход возле березовой рощи. За белыми, праздничными стволами в медном предзакатном свете начинались бархатные переливы ровного до горизонта поля высокой травы.
Тонкая роща была, видимо, в несколько раз моложе старинного рва, прямой линией распоровшего степь, - рва, чьи отвесные стены давно сгладились, мягко слились с дном, утонули в могучей траве, лопухах,бесчисленных одуванчиках.
За рвом зеленый и рыжий мох весело испятнал бетонные столбы с верхушками, изогнутыми прочь от рощи, и целые ковры вьюнков шевелились на ржавой многоярусной проволоке, протянутой между столбами, на странной проволоке, подобной злому растению, через рваные промежутки ощетинившемуся пучками шипов. Кое-где проволоку оборвал своей тяжестью вековой виноград. Уцелевшие фарфоровые изоляторы на столбах блестели, не поддаваясь разрушению.
Святополк первым перепрыгнул через клубки сухих виноградных стеблей, спутанных с железом в месте обрыва проволоки. Гость, почему-то утративший элемент полета в походке, стал перелезать, высоко подобрав брюки.
Унылым шахматным порядком ютились вросшие в землю, почернелые кирпичные бараки с двускатными крышами. В тылу бараков плоское широкое здание подпирало высоченную дымовую трубу. Трава освоила за два века жесткий щебень плаца, и буйный кустарник врывался в распахнутые двери бараков.
Лосев, молчал, щурился в сторону. Хрустя щебнем, подтянутый и стройный гость шагал вдоль угрюмой стены.
Перейдя ржавые, словно запекшейся кровью покрытые рельсы узкоколейки, они вошли в широкие, обитые железом ворота здания под трубой. И гость, не сказав ни слова, с лицом строгим и неподвижным, прогулялся вдоль длинного ряда душевых колонок и потрогал на полочках каменные кубики мыла, так ни разу и не использованные двести лет назад, потому что вода начинала литься при повороте ручки, а то, о чем сейчас думал Святополк, своими мыслями заставляя гостя поднимать глаза к дырочкам душа и подолгу стоять так, изучая остатка облупившейся краски.
А потом они поднялись к печам; поднялись по ветхой л нице, потому что огромные грузовые площадки - лифты, некогда поднимавшиеся к печам из душевой, давно приросли к фермам своих шахт, да и не поехал бы на них никто из земляк,, будь они трижды исправны.
Многочисленные печи встретили гостя по-разному. Одни наглухо прикрыв и задвинув засовом толстые стальные заслонки, другие - распахнувшись настежь и обнаружив затхлое нутро, где, кроме пушистой пыли, ничего уже не было на острых ребрах колосников.
Гость провел холеным пальцем по ребру, счищая пыль, и оттого показался Лосеву чуть более близким, человекоподобным.
Но ничего не было сказано ни возле печей, ни после спуска на первый этаж, в демонстрационный зал музея. Гость бегло осмотрел стенды с пожелтелыми фотографиями, документы, увенчанные изображением птицы. Задержался перед витринами.
Там, за стеклом длиной в пятьдесят метров, давно слежалась бурой массой женская, мужская и детская обувь - она и в новом-то виде была такой нелепой, тяжелая старинная обувь, а теперь еще сохла два века слоем выше человеческого роста, и трудно было разобрать подробности. Игрушки тогда тоже были не чета нынешним… Во всю длину зала, высотой почти до половины стен - срез толщи линялых медведей, грузовичков и мячей, сморщенных, как печеные яблоки. Множество совсем убогих кукол-самоделок из мешковины, размалеванных сажей…
Витрины были сделаны сразу после того, как здесь все кончилось. Огромные витрины, реклама древней всемирной парикмахерской, где выставлен напоказ целый стог волос: жестких, курчавых и черных, шелковистых русых, длинных, льняных детских кудряшек и седин, состриженных целиком, до корня. И маленькие витрины, полные радостного блеска, - золотые россыпи, сказочная пещера, аквариумы с яркой радостью, до половины заваленные золотыми и серебряными коронками, иногда и с зубом в середине, заваленные искристыми драгоценностями, обручальными кольцами…
Закат немыслимо раскалил перисто-кучевое небо, когда они выбрались на плац. Дальше несколько бараков были в натуральную величину сделаны из черного мрамора, и гнутые столбы ограды тоже, и посреди плаца огромные, выше бараков, изломанные мраморные фигуры с гигантскими провалами гдазнив сплелись, протянув руки к Вечному огню, Собственно, в реальной части разрушение тоже было остановлено; железо, дерево и прочие материалы законсервированы в те времена, когда люди сумели надежно это сделать, и хорошо, что к тем временам успела образоваться ржавчина и дерево подгнило, иначе все казалось бы слишком новеньким, неправдоподобным, как макет.