Искусство стало в Пекуньярии рабом торговли. Художники давно бросили писать картины и придумывают лишь новые модели женского белья и причесок. Писатели сочиняют лживые похвалы товарам, которые становятся все бесполезнее. Исчезла чистая наука, ибо за нее никто не хочет платить.
Гулливер рассказывает о странной бухгалтерии в отношениях между родителями и детьми. С самого рождения ребенка родители заводят особую книгу, в которую вносят все свои расходы на него. Он описывает другой чудовищный обычай - так называемый “аукцион невинности”. Девушки из приличных, но небогатых семей публично продают себя любому, кто даст самую высокую цену. Гулливер рассказывает, как он едва не упал в обморок, когда на помост аукциона вышла девушка, разительно похожая на его дочь Нэнси.
Горькая судьба приводит Гулливера в долговую тюрьму, которая, кстати сказать, принадлежит частной компании и действует как коммерческое предприятие. Только в тюрьме встречает он порядочного и относительно бескорыстного человека, и тот своим советом помогает ему выбраться оттуда. Гулливера выкупает купеческая компания, которой нужны его мореходные и географические познания.
Гулливер поселяется в столице государства городе Тонваш, становится влиятельным человеком, привлекает внимание главы государства Нагира и хозяина синдиката наемных убийц Оффура. Вопреки своей воле он оказывается в центре большой политической и финансовой игры, положение его делается все опаснее. Он очень нужен и купеческой компании, которой покровительствует глава государства, и ее соперникам из числа друзей Оффура…
Дальше Гулливер рассказывает сам.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПОХИЩЕНИЕ ГУЛЛИВЕРА. ОН БЕЖИТ С КОРАБЛЯ И ПОПАДАЕТ В ЭКВИГОМИЮ, ГДЕ ВСТРЕЧАЕТ ПЛОХОЙ ПРИЕМ
С тех пор у дверей моего служебного кабинета, в доме, где я жил, в моем красивом экипаже - всюду сидели двое или трое молодцов. Они были вооружены до зубов и не спускали с меня глаз. Это были телохранители Западной компании.
Но вскоре я заметил, что нахожусь под надзором еще одной группы вооруженных людей. Трудно было ошибиться: они были от Оффура. Теперь я ходил в сопровождении двух отрядов телохранителей, которые волками смотрели друг на друга и готовы были каждый момент открыть пальбу. Я молил бога, чтобы этого не случилось, ибо не сомневался, что в суматохе убьют и меня.
Между тем все было готово к моему отъезду и выходу в море, где меня не могли достать длинные руки Оффура. Был разработан хитроумный план бегства из:под надзора его людей.
Но рок судил иначе…
Я должен извиниться перед читателями за некоторые подробности, без чего, однако, трудно рассказать ход событий.
Дело в том, что от непривычной пищи у меня появились запоры, заставлявшие довольно много времени посвящать занятию, о котором не принято говорить вслух. Отхожее место в доме, который я снимал в фешенебельном квартале Тонваша, находилось, по капризу архитектора, далеко от спальни, в конце небольшого коридора. Когда я уединялся там, один из моих телохранителей садился на диванчик, стоявший в коридоре, и терпеливо ждал меня.
Поздно вечером, за два дня до намеченного бегства, я зашел в этот уютный уголок, снабженный по моему заказу мягким сиденьем. Прошло, может быть, минут пятнадцать, когда я услышал какой-то подозрительный шум. В тот же момент крючок был сорван, дверь распахнулась, и чья-то жесткая ладонь зажала мне рот. Я успел увидеть, что бандитов было двое и что мой телохранитель, который, видимо, задремал на своем диванчике, лежит на полу в луже крови. Его убили неожиданным ударом кинжала. Один из негодяев, хихикнув, перерезал тем же самым кинжалом завязки моих штанов, так что я был вынужден поддерживать их рукой. Второй открыл маленькое окошко, которое выходило в переулок, и едва слышно свистнул.
Окно было на высоте 10 или 12 футов, но снаружи была приставлена лестница. Они засунули мне в рот кляп, подняли в воздух и передали в окошко третьему бандиту, который стоял на лестнице. Держась за штаны, я стал осторожно спускаться по лестнице. В этот момент в доме грянул выстрел, потом eute один, послышались крики и ругань. Но меня уже впихнули в стоявшую рядом карету с закрытыми шторами, по обе стороны от меня сели два бандита, кучер хлестнул лошадей, и карета покатилась. Скоро один из них вынул, у меня изо рта кляп.
Я пытался заговорить с похитителями, предлагал им деньги, но все было напрасно. Они сидели как истуканы, не разговаривая даже между собой. Недаром говорили, что людей Оффура нельзя подкупить: они получают слишком большие деньги!, а за предательство их ждет скорая и неотвратимая расплата.
Я не мог понять, куда меня везут, но часа через два это выяснилось: в Порт-Тонваш. Через день я должен был отплыть оттуда капитаном корабля, мне же пришлось взойти на борт неизвестного судна в довольно жалком виде. Меня поместили, впрочем, в приличной каюте, дали новую одежду и накормили.
Я слышал, как судно снимается с якоря и поднимает паруса.
По всей видимости, мы двигались к устью реки. Скоро действительно я почувствовал по ударам волн, что судно вышло в море. Как видно, Оффур и его друзья или клиенты решили добиться своего силой: отвезти меня в Лах и отправить с их кораблями в Индию..
Когда слуга принес мне утром завтрак, я заявил, что желаю говорить с капитаном. Он явился через полчаса и был со мной весьма любезен, сказав, что я не должен считать себя узником и могу ходить по судну где мне заблагорассудится. Капитан сказал также, что он не намерен вмешиваться в чужие дела и не хочет знать, кто я и зачем меня надо срочно и скрытно доставить в Лах. Он собирается лишь честно выполнить то, за что получил деньги, и передать меня живым и невредимым указанным ему людям в Лахе.
Я сказал капитану, что ценю его любезность, что я сам старый моряк и интересуюсь, каким курсом мы следуем. Капитан объяснил, что мы пройдем ближе к берегам Эквигомий и обойдем пояс рифов у северо-восточного побережья острова, но ни в какие порты заходить не будем.
Однако на шестой день плавания внезапно налетевший фквал сломал у нас грот-мачту, основание которой было истощено жуками-древоточцами. При падении она сломала реи и Дорвала снасти бизань-мачты. Идти с такими повреждениями в Лах было невозможно, возвращаться в Порт-Тонваш тоже. Капитан принял решение зайти в эквигомский порт, oт которого мы находились не более чем в 50 милях, и там произвести ремонт.
Между обеими странами не было войны, но отношения оставались натянутыми. Пекуньярским судам не рекомендовалось бeз крайней необходимости заходить в порты Эквигомии, но капитан решил, что у него нет иного выхода.
Приближаясь к порту, наше судно подняло флаг и особый сигнал, означавший, дружественные намерения и просьбу о разрешении на вход. Ответного сигнала на маяке мы ждали двое суток и уже начинали терять надежду. Но он все же появился.
Капитан попросил меня спуститься в каюту и приставил ко мне матроса, который должен был неотступно следить за мной.
Этот матрос спал на полу в моей каюте, прицепив к поясу ключ от двери.
После некоторых колебаний я решил воспользоваться случаем и бежать. В мой рацион входила пекуньярская морская водка, напоминающая наш джин. Я скопил порции за несколько дней и вечером пригласил моего сторожа выпить со мной.
При этом я постарался уменьшить свою долю, против чего он отнюдь не возражал. Когда же он заснул тяжелым пьяным сном, я отцепил ключ, тихо открыл дверь и выбрался на палубу. К счастью, было темно, как в законопаченной бочке, так что я мог незаметно спуститься по веревке за борт. До берега было не более двухсот ярдов. Я выбрался на берег и стал выжимать свою одежду, когда увидел приближающийся ко мне свет фонаря. Еще через несколько секунд мелькнуло несколько фигур, бегущих ко мне. Один из них что-то крикнул. Я ответил по-пекуньярски, что я безоружен, и стоял молча. Вдруг раздался выстрел, мне обожгло плечо, и я упал на песок,