— Теперь никто не поможет. Даже этот красноглазый, — он сердито кивнул на пульт электронного мозга, — и тот ничего не обещает.
— А что случилось?
— Что случилось?! — Громов изумленно уставился на журналиста. — Вам никто ничего не рассказал?
— Я ни с кем не разговаривал — прямо к вам.
— Да, голубчик, случилось непредвиденное.
— Эксперимент не удался?
— Более чем удался. Я бы сказал, что еще ни один эксперимент, когда-либо проводимый людьми, не оканчивался таким выдающимся открытием. И такой страшной катастрофой.
— Говорить так журналисту, все равно что быку показывать красную тряпку, — усмехнулся Бенев.
— Увы, голубчик, положение куда трагичнее, чем вы можете себе представить. В результате двух колоссальных встречных взрывов образовалось сверхплотное вещество. В том состоянии, которое нам известно лишь теоретически. Иными словами, мы, вероятно, сотворили «черную дыру».
Он замолчал, вопросительно уставился на Бенева, но тот сидел все такой же спокойный.
— Вам это ничего не говорит?
— По-моему, это даже неплохо. Наконец-то мы решим проблему отходов.
— И тем увеличим ее гравитационное поле?
— По крайней мере, мы теперь имеем возможность изучить этот космический феномен.
— Нет, не имеем. Она будет расти независимо от нас, поглощая космическую пыль, метеориты, энергетические излучения. И мы не знаем момента, когда эта «чертова дыра» дотянется до земной атмосферы. Вы понимаете?!
— Так взорвать ее! — воскликнул Бенев.
— Вы не пробовали тушить пожар бензином? — серьезно спросил Громов. И потому, что он задал этот вопрос без тени иронии, Бенев вдруг понял, что перед человечеством разверзлась бездна.
— Что же делать? — растерянно спросил он.
— Есть один шанс. И я хочу им воспользоваться. Через четыре часа вылетаю.
— Куда?.
— Туда. — Он кивнул на экран телескопа, где по-прежнему трепетало огненное кольцо. — Вы проводите меня?…
Бенев вышел в центральный зал обсерватории, над которым был прозрачный купол, остановился у входа. В зале было много людей. Они стояли кучками, громко переговаривались, даже спорили, то и дело взглядывая вверх, где, затмевая звезды, висело необычное небесное тело.
— Уже такое большое?! — сказал Бенев, ни к кому не обращаясь. И хоть не назвал то, о чем спрашивал, его тотчас поняли, и несколько человек обернулись к нему, словно обрадовавшись возможности высказаться, заговорили, перебивая друг друга.
— Сама «черная дыра» крошечная.
— Но у нее мощное гравитационное поле.
— Оно где-то в самом центре, а кольцо — это что-то материальное, неизвестно — почему раскалившееся перед тем, как утонуть в «черной дыре».
— Неясно, — не удержался Бенев от привычного скепсиса. — Почему мы видим кольцо, а не просто шар? Ведь это «материальное» — вокруг, то есть со всех сторон?
Он думал обескуражить вопросом, но люди, жаждущие поговорить на больную тему, только ухватились за подкинутые сомнения, и Бенев невольно стал центром еще одной группки спорщиков. Его окружили, начали толковать не столько ему, сколько каждый себе, непонятное явление. Уверяли, что все очень просто: если мы видим свет, значит, он излучается в отличие от совершенно черного центра, что природа излучения неизвестна, поскольку-никто во всей обсерватории не может объяснить его.
Кольцо же никого не удивляло, потому что в космогонии немало подобного: в одной плоскости движутся планеты вокруг Солнца, да и сами галактики не шары, а сплюснутые звездные скопления… А Бенев, по своей журналистской привычке обобщать, думал в это время вовсе не о звездах, о том, что вот и он со своими вопросами стал собирающим центром, как песчинка в перенасыщенном растворе, рождающая кристалл, что, может, от этого земного и привычного не так уж и далеко до законов мироздания?…
А над прозрачным куполом равнодушно горели мириады звезд и сверкало, шевелилось в вышине белое кольцо — огненная свита страшного демона, случайно созданного людьми.
Бенев выбрался из толпы, которая продолжала все так же спорить, даже не обратив внимания на его исчезновение, и пошел к себе. Еще от дверей увидел Энну, сидевшую в кресле у пульта связи.
— Я тебя не могла найти, — с тревогой в голосе сказала Энна.
— Энна, — сказал Бенев. — Я сейчас уезжаю в космопорт. С профессором Громовым.
— Почему ты? — испугалась она.
— Громов просил.
— Он не мог об этом просить.
— Почему же? — Бенев удивленно посмотрел на нее.
— Уво! — Она впервые назвала его по имени и покраснела, но не опустила глаз. — Помнишь, я сказала себе: «Не знаю». Это была неправда. Я хотела бы полететь с тобой к звездам.
Он опустился на пол, положил голову ей на колени. Пощелкивал, шелестел в углу «регулятор эмоций» не в силах понять, какие для этого случая требуются шумы и запахи, чтобы ослабить нервное напряжение, переполнившее комнату. Сколько времени просидели так, они не знали, может, три минуты, а может, и три часа. Опомнились, когда томно зазвучал гонг и за пультом связи показалось усталое лицо профессора Громова.
— Ну вот, как всегда, — сказал он, увидев Бенева у ног Энны. — Одни думают о конце мира, другие — о начале жизни… Так я вас жду…
Громов дожидался Бенева в большом экспедиционном луноходе. Рядом с ним сидели два робота, положив манипуляторы на титановые контейнеры, словно их надо было от кого-то охранять.
— Вы надолго летите? — спросил Бенев.
— Боюсь, что навсегда, — ответил Громов, недоброжелательно косясь на Энну. — Потому и хотел, чтобы вы меня проводили.
— Я тоже поеду, — Энна сказала это таким решительным тоном, что Громов махнул рукой.
Уже выезжая из лунного города, они увидели Руйка, стоявшего на дороге с длинным объективом, похожим на лучемет звездолетчиков.
— А меня-то забыли, — сказал он просто.
Бенев кивнул ему, чтобы скорей забирался в свободный кормовой отсек, и луноход, сорвавшись с места, помчался по пустынному шоссе, далеко впереди вонзавшемуся в темную стену гор.
— Значит, такое дело. — Громов откинулся на сиденье, поднял голову, посмотрел на светлое колечко в звездном небе. — Шанс такой: как можно скорей попытаться стащить «черную дыру» с устойчивой орбиты. Расчеты показывают, что можно приблизиться к ней на некоторое безопасное расстояние. Она, естественно, потянет корабль к себе, а он все время будет лететь впереди, как бы стремясь уйти. Есть надежда, что ее скорость на орбите может при этом возрасти, а она начнет по спирали уходить от Солнца. Понятно?
— Нет, — сказал Бенев. — Почему такой сложный вопрос решаете вы один?
— Этим заняты сейчас все. Но нужно торопиться. Пока «черное тело» еще мало. И нужно изучать его вблизи. Если кто-то должен лететь первым, то только я.
— А потом?
— Когда потом?
— Если удастся увести «черное тело» от Земли?
— Куда? В Солнечной системе его оставлять нельзя.
До Бенева вдруг дошло, что это не просто эксперимент со своим началом и концом, а трудная, опасная и очень долгая работа, может быть, рассчитанная на многие годы.
— А если его подтащить к Солнцу, кинуть в огонь?
— Мы не знаем, что станет с Солнцем.
— Но это же ужас что такое! — вырвалось у него.
— Именно так, — сказал Громов. — Потом, наверное, его поведут автоматические корабли. Но доверить машинам первую попытку я не могу. К тому же, повторяю, надо спешить: «черный демон» будет непрерывно расти…
Впереди показались серебристые строения ракетодрома, над которыми словно лунный пик возвышался космический корабль.
— Когда его успели подготовить? — спросил Бенев.
— Корабль предназначался для дальней экспедиции. Я настоял, чтобы его отдали мне.
— Вы полетите один?
— Риск слишком велик.
— Я полечу с вами.
— И я тоже, — вдруг сказала Энна, побледнев от волнения.
— Не исключено, что мы не сумеем вернуться.
— Я это понял.
— Ну и пусть, — упрямо сказала Энна.
В другое время это простоватое замечание, достойное непоследовательности древних женщин, могло бы рассмешить, но теперь и Бенев и Громов, одновременно посмотрев на нее, поняли, что она ничуть не шутит, что ее решение не порыв, а вполне сознательный, уже обдуманный шаг.
— А если будут дети? — спросил Громов. — Как им расти на грани гибели?
— Всякий дальний перелет — на грани гибели.
— Я не знаю, что нас ждет.
— Узнаем…
Луноход подошел вплотную к трапу, окруженному роботами, обслуживающими ракетодром.
— И никто не провожает? — удивился Бенев.
— Я об этом просил. Кому надо, тот нас видит.
Громов повернулся и помахал рукой слабо поблескивавшим на мачтах выпуклым глазам системы Всевидения.
— Знаете, о чем я теперь жалею? — сказал он. — Что нет у меня, как у наших давних предков, возможности лишить вас права подниматься на корабль…
— Я не могу отпустить вас одного.
— Энну жаль.
— Меня? — удивленно сказала Энна. — Но я просто счастлива!
Они засмеялись все трое и по мягкому трапу пошли к входному люку.
Бенев видел в иллюминатор, как, обгоняя луноход, помчались прочь от ракеты черные пауки — роботы. Еще через минуту качнулись темные громады гор и начали валиться в разные стороны. Потом внизу ярко вспыхнуло — ударили главные двигатели корабля, на миг ослепили весь ракетодром, покрыли серебряным панцирем просторы каменной пустыни и словно бы начертили на горных кряжах угольно-черные трещины, провалы, зигзаги глухих ущелий. И еще, последний раз, он поймал взглядом распластанную кляксу тени от лунохода, на предельной скорости мчавшегося по пустынному шоссе, и вдруг вспомнил своего верного коллегу, так, должно быть, ничего и не понявшего, сидевшего в герметическом отсеке на корме лунохода.
— Жаль, забыл с Руйком попрощаться, — вслух подумал он.
— Это ты еще успеешь.
Обернувшись на голос, Бенев увидел своего Руйка в соседнем кресле. И мгновение ошеломленно смотрел на него, холодея от мысли, что тот забрался в корабль, подчиняясь одной только своей привычной пронырливости и совсем ничего не зная, куда они летят и зачем.
— Ты… как тут? — с трудом выговорил он.
— Как и ты. Хотел без меня обойтись? Не выйдет.
— Да знаешь ли ты… куда мы летим?
— Это я еще узнаю. Не впервой сначала снимать, а потом выяснять, что же, собственно, снял.
Испуганно улыбаясь, Бенев смотрел на него и молчал. Он знал, что возвращение невозможно, но знал также, что нельзя и оставлять на борту человека, не осознавшего своих действий, самостоятельно не решившегося на риск.
— Я должен тебе… кое-что объяснить… Я ведь отвечаю за тебя…
— Перед кем? — удивился Руйк.
— Перед самим собой.
— Каждый человек отвечает за каждого человека перед самим собой.
— Тут особый случай. Ты ведь не знаешь, что мы никогда не вернемся.
— А куда мы денемся? Это же не межзвездный корабль.
— Это корабль в неизвестность. Слушай и не перебивай.
Он начал рассказывать ему об опасности, нависшей над планетой, о решении профессора Громова первым приблизиться к «черной дыре», о том, что возможна неудача и тогда корабль просто сгорит в огненном кольце, чтобы перейти в какое-то другое состояние перед тем, как превратиться в ничто, что надежда на возвращение почти исключена, потому что система «корабль — черная дыра» в лучшем случае станет устойчивой, что нарушать эту устойчивость будет нельзя, да и вырваться из гравитационных лап черного чудовища, вероятно, не удастся…
— Ну что ж, — перебил его Руйк. — Буду первым репортером при «черной дыре»…
Тихий мелодичный гонг они услышали совершенно ясно, несмотря на гул двигателей. Засветилась переборка в глубине отсека, и показалось чуть искаженное ускорением озабоченное лицо профессора Громова.
— Извините, профессор, но так вышло, — виновато улыбнулся Бенев, кивая на Руйка.
Громов внимательно посмотрел на него, сказал сердито:
— Если уж так вышло, то лучше сказать все до конца. Еще не поздно пожертвовать спасательной капсулой и выбросить вас в космос. Когда приблизимся к кольцу, будет поздно. Говоря так, я имею в виду не только спасательную капсулу, но даже и сигнал о ее выбросе. Я вовсе не уверен, что в условиях гравитационных аномалий нам удастся поддерживать связь с Землей. Скорее всего мы просто исчезнем для людей, и они узнают о том, живы ли мы и продолжаем ли бороться с «черным демоном», только косвенно — по изменениям его орбиты. Так я думаю…
Громов замолчал, переводя насупленный взгляд с Бенева на Руйка и обратно. Ровно гудели двигатели, и вибрация слабо чувствовалась через толстые подошвы скафандров, через воздушные амортизаторы кресел. Сверкающий край Луны висел под иллюминатором, проваливался.
— …И вам придется расстаться с мечтой о первом репортере при «черной дыре». Вы просто не сможете передать снимки, если их вообще возможно там сделать, — с беспощадной суровостью в голосе добавил Громов.
— Жаль.
— Если жаль, то уходите немедленно.
— Жаль, — повторил Руйк, — жаль, свои аппараты не захватил. Каких бы я вам портретов наделал!..