Болезненная дочка сапожника со столичной окраины, бывшего кладбищенского священника, Дуня Лоскутова, обладает довольно оригинальным средством уходить иногда в запредельную даль времен. Своими отрывочными впечатлениями об увиденном в обе стороны действительности она делится лишь со своим дружком детства и покровителем, студентом Никанором Втюриным, в слитном пересказе которого они и дошли до нас.
Столпы положительного благомыслия не должны серчать на бедняжку за ее маловероятные полусны, тем более что человечество располагает покамест полной властью над своей завтрашней судьбой.
Из пяти Луниных прогулок туда совместно с командировочным ангелом Дымковым, печатаемая здесь - заключительная.
Ее содержанием наглядно опровергаются смешные пророчества иных гадателей на кофейной гуще о якобы трагической гибели жизни на планете под влиянием участившихся ошибок, совершаемых человечеством. Данная глава как раз свидетельствует, что и в случае чего-либо человеческое существование продлится, правда, с меньшим комфортом. Опять же у людей еще достаточно времени вдоволь порезвиться впереди. Если кое-где отсталая наука по нехватке оптимизма определяет оставшийся срок всего лишь числом 123456789, то прогрессивная расширяет его до 987654321, что в восемь раз передов ее ихнего.
Впрочем, по присущей ученым осмотрительности обе стороны не уточняют мерительной единицы отсчета - год, день, час или минута имеются в виду.
Проза
Никому из футурологов-любителей и не мерещилось, конечно, навестить человечество в канун его исчезновенья, как досталось Дуне в их последнюю совместно с Дымковым прогулку по бескрайним глубинам колонны. Самой было бы не под силу передать свои детские впечатленья об увиденном, дошедшие до моего пера в художественном оформлении ее дружка, все того же Никанора Втюрина. Его соавторству и надо приписать коекакие несуразные с транности, неподобающие обласканному стипендиату. Причудливая внешность заключительной человеческой модели, как ее увидела Дуня, пояснялась у него тем, например, что все мы, порознь и в совокупности, целеустремленной деятельностью своею как бы ваяем себя и к финалу, переболевшие различными безумствами, вместе с иммунитетом принимаем отпечаток поиска, служившего смыслом и средством нашего существованья. Дальше последовала идейка еще завиральнее, будто всемирное счастье осуществимо лишь через стандартность потребностей, а не желаний, то есть на соответственно одинаковом уровне уморазвития. Так что ценою некоторых превращений наконец-то добытое равенство людей состояло лишь в отвычке замечать повсеместное вкруг себя неравенство, коим самовластная природа пользуется при отборе нужных ей образцов.
– Подумать только, - закруглил свое предисловие Никанор,- что целая история ушла на обретение простенькой способности - при подъеме в гору примириться с неизбежностью срывающихся с кручи!… - А его сопроводительная усмешка показала мне, как мало мы, за недосугом, всматриваемся в глаза и души подрастающей смены.
Видимо, в оправданье некоторых сомнительных подробностей Никанор начал с предуведомленья, что за краткостью пребыванья на краю времени его подружке не удалось вникнуть в положительные стороны тамошнего существования. Соблазнившись предоставившейся возможностью кинуться в необъятный простор перед собою, где не обо что разбиться, Дуня в особенности долго гнала ленту времени вперед, все подхлестывала, - когда же туманное мельканье порассеялось и последняя картинка замерла, вокруг простиралась безветренная и ровная, глазу зацепиться не за что, немыслимая сегодня пустыня в багровых сумерках, на исходе дня. Кроме раскиданных по местности выпуклых дисков непонятного назначенья, ничего примечательного не виднелось кругом, лишь подпухшее, слегка кособокое нечто сидело на нашесте горизонта, как больная красная птица. То и был непрестанный некогда, благодетельный взрыв под названием солнце.
Похоже, что мой рассказчик шибко приукрасил наблюдения своей подружки. Явно неправдоподобный ландшафт ее виденья, климатически несовместимый со вписанной в него живой действительностью, объяснялся, по.Никанору, плачевным состоянием центрального светила, хотя именно потому вряд ли уже способного прогреть почву для жизни даже на бактериадьном уровне. Тем не менее якобы и в преклонном возрасте, пусть в малую долю прежнего накала, оно еще трудилось. Все промежутки меж помянутых колпаков, оказавшихся выходными люками подземных жилищ, поросли там подобием низкой пластинчатой травки, некой маршанции, как по Лунину описанию выяснил у знакомого ботаника студент. Правда, наличие покатых крышек, видимо, еще от наших смотровых уличных колодцев, подтверждается и другим общеизвестным очевидцем, пoбывавшим там раньше Дуни. Несходство же других подробностей могло бы, конечно, проистекать и от разности широтносуточных координат наблюдения. Но что касается социальной вражды, якобы принявшей к тому времени самые жестокие формы, ее надо целиком приписать фантазии именитого Дунина предшественника, так как суровые, мягко сказать, условия тогдашнего бытия должны были неминуемо пригасить общественные конфликты всякого рода… Зато одинаково убегали в закат дорожки дисков с тусклым кирпичным отблеском одряхлевшего светила, уже настолько беспомощного, что от жуткого одиночества оглянувшаяся вокруг себя в поисках живой души - и тени собственной позади себя не обнаружила Дуня. Впору было возвращаться домой, кабы не ощутила разлитую кругом предвестную напряженность… и вот сама поддалась ожиданию назревавшего сверхсобытия, которое должно было свершиться вскоре, через мгновение, сейчас.
Сперва множественное пугающее движенье обозначилось у самых Дуниных ног, даже почудился металлический скрежет сдвигаемых крышек, которого, разумеется, в том безмолвном мире призраков слышать не могла. Видимо, целая колония жизни, островок в пустыне, помещался прямо под нею. Из пооткрывавшихся люков после беглого кругового осмотра стали появляться забавные фигурки сплошь Дуне по колено, которым скорее по щемящему зову сердца, нежели внешним признакам, не смогла отказать в родстве с собою… Тут ангел отошел в сторонку, чтобы не быть лишним при интимной встрече разделенных вечностью поколений.
Казалось бы, ничто не грозило им в той нежилой глуши, однако лишь несомненные иерархи или особо храбрые начальники, помимо должностных регалий и амуниции выделявшиеся надменным видом, отваживались вылезать наружу в полный рост. На одном из них мутным рубиновым глянцем поблескивало ожерелье из бывших, если присмотреться, велосипедных гаек, выдержавших высокотемпературное испытание благодаря отражательному покрытию, трое других красовались в причудливых головных уборах из бывшей, особо тугоплавкой, в данном случае - лабораторной утвари, наравне с прочими кладами раскопанной в ближайшем кургане радиоактивной золы.
Что касается остальных жителей, в частности матерей с чурковатыми малышами под мышкой, те вовсе не рисковали показываться выше пояса, чтоб не омрачить свое печальное торжество.
Описанное мероприятие отнюдь не напоминало наши предзакатные вылазки в лоно природы прохладки дыхнуть о д н о в а на сон грядущий. Скорее это походило на ритуальные, без слез и гимнов, зато с поголовно обязательным для всех участием проводы уходящего на покой божества. По отзывчивости своей Дуня даже приписала им свою детскую заботку, чтобы раньше срока не оступилось старенькое, сходя с небосклона в положенную ему яму-опочивальню… Нехватка средств и воображения помешала беднягам придать своему прощальному стоянию соответственно парадное оформленье вроде орудийного салюта или звона колоколов, все же многие были облачены преимущественно в ископаемую же мемориальную ветошь предков, порой настолько неожиданную по своему былому назначенью, что было бы бестактно перечислять ее в такую минуту. Комично-неуместные мелочи погребального обряда подчеркивались досадным, мягко сказать, своеобразием их внешнего облика, далекого от античного канона людской красоты. Но и несмотря на слишком очевидные типовые превращенья вроде вплотную, с отгибом назад присаженной к туловищу и, видимо, упрочненной головы, что по условиям подземного обитания не менее важно для землепроходцев в буквальном смысле слова, чем заметное скелетное преобразование применительно к горизонтальному перемещению в тесных тоннельных переходах, а также хитиново-коричневатой панцирности безволосого лица, лишенного мимической подвижности, - тоже вряд ли и нужно там у них, в потемках, а также отвердевшие, чуть навыкате и уже без малейшей блестинки, хотя по наследственности в чем-то еще зрячие, с оттенком индивидуальности человечьи глаза, было бы антинаучно предполагать перерожденье их в отряд членистоногих. Зато даже новорожденным малюткам не вредили теперь перепады сезонных температур, пользование некипяченой водой, недостаточная вентиляция в норах. В общем - с жалостным умиленьем и болью признавая в них своих потомков, Дуня возблагодарила судьбу, что, приспособляя род людской к проживанью в сильно изменившейся обстановке, она не облегчила их и от потребности в одежде, ибо та предысходная нагота сильнее адамовой оскорбляла бы ее родственные чувства.